— Давайте пакет! — кивнул Егоров и, убедившись в целостности сургучных печатей, взломал их.
— Господин полковник, будьте любезны, распишитесь в получении, — протянул фельдъегерь скатанный в рулон лист бумаги и зашёлся кашлем. — Прошу прощения, просквозило, дорога ужасная была. Вот тут, господин полковник, после градоначальника, пожалуйста. Там, где галочка напротив вашей фамилии стоит. Извините, таков порядок, мне для сдатной отчётности нужно.
— Зна-аю, — проворчал Алексей, ставя подпись. — Ты чего это там, фанен-юнкер, с моими, что ли, сцепился? Это почто на тебя караульный так окрысился?
— Да не-ет, — покраснел молодой фельдъегерь. — Ну так, совсем немножко. Я ведь грязный с пути, а там унтер какой-то, сержантик за главного, спесивый весь такой, отряхнуться заставляет. Говорит, что командир непорядок очень не любит. А я ему в ответ, что у меня дело срочное. Ну вот и поспорили мы с ним немного, я-то ведь в офицеры уже как-никак кандидат, а ему так унтером и оставаться далее. Чего же выступать эдак? Мог бы и прикусить свой язык.
— Отряхнулся? — оценивающе оглядел его с головы до ног полковник.
— Так точно, пришлось, — вздохнул тот, пожимая плечами. — Чего же мне, с ними драться, что ли, со всеми?
— А ведь они так же, как и вы, при исполнении находились, господин кандидат в офицеры, — сощурив глаза, проговорил глухо Егоров. — Так что драться тут было бы весьма глупо. Все бы под арест и под суд пошли. И не видать бы вам тогда офицерского горжета. Крестов-то орденских у вас много ли за войну выслужено, а, Мелецкий?
— Да не успел я выслужить, господин полковник, — вздохнул тот огорчённо. — Закончилась она быстро. Был я к драгунскому полку приписан, а после Мачинского сражения на Дунае нас, молодых юнкеров, всех в курьерскую службу военной коллегии с полка перевели. Полгода уже здесь служу.
— Ну вот, а у меня половина офицеров в полку из таких вот «спесивых унтеров», про которых вы только что упомянули. И есть те, которые из нижних чинов до капитанов уже дослужились, а кроме Очаковских и Измаильских золотых крестов за храбрость, они ещё и в кавалерство ордена Святого Георгия Победоносца вступили! По несколько раз каждый ранен был, вёдра крови пролили в боях, но победу у врага вырвали! Дворянская честь — это, конечно, хорошо. Это, конечно, важно. Но и думать головой нужно, где ей кичиться можно. Тем более с тем сержантом вы-то, почитай, на одной ступеньке, в одном чине пока что состоите, а тем паче на охраняемом им и его людьми посту находитесь, а не на каком-то там постоялом дворе. Всё ли понятно?
— Так точно, ваше высокоблагородие, понятно! — Фельдъегерь вытянулся и, не выдержав, закашлялся.
— Караульный! — крикнул Егоров, и в дверь заскочили сразу два егеря и капрал с примкнутыми штыками на фузеях. — Капрал, фанен-юнкера накормить, в баню его свести и временное сухое дать. Скажите, чтобы его мундир Акулина выстирала и потом хорошо просушила. И водки ему ещё, что ли, после бани дайте. Видите, в дальней дороге он захворал.
— Да не нужно, спасибо, господин полковник, — замотал головой вновь покрасневший фельдъегерь. — Мне послезавтра опять ведь в дорогу, я сам…
— Пошли, пошли, — потянул его за рукав капрал. — Не слышал, что их высокоблагородия велели? Пошли, говорю.
А Алексей в это время уже вчитывался в письменный приказ.
«…
Размашистая подпись, число, печать.
«Ох ты ж, ёлки-палки! — Алексей взялся руками за голову. — Ведь чувствовал что-то неладное! Все эти недомолвки и странности с отправкой от Дуная. Зачем же Санкт-Петербург? Зачем так далеко полк гнать, когда для егерей и здесь, на юге дел море? Ничего не понятно! — били в голове тревожные мысли. — Так, а может, это как раз то, о чём Генрих Фридрихович случайно в разговоре обмолвился? Что его вместо Суворова в Финляндию переводят, и хорошо бы там, в карельских лесах своих егерей под рукой иметь? А ведь в Финляндию путь как раз через северную столицу проходит!»
Логическая цепочка в голове наконец выстроилась, и всё встало на свои места.
«Стоп, стоп, стоп, а при чём здесь тогда — “быть готовым представить полк императрице?” — опять выскочило занозой в мозгу. — А кто же его знает, может, так и положено? Может, так и принято все проходящие через Санкт-Петербург и прославившиеся в Турецкую войну боевые части своей личной монаршей милостью одаривать? Ну, покричат мои егеря при большой свите государыне “ура”, и ей ведь, и нам будет приятно. Глядишь, рублём, а то и двумя каждого служивого одарит — чай, не обеднеет с того казна? Жаль вот Николаев покидать, только-только ведь опять обживаться тут начали. Скоро весна, всё здесь в цвету будет, тепло, сухо, а нам в северную хлябь и в болота топать».