К ночи эта же тройка перебежала, пригнувшись, по вырубке и присела за кустами на опушке.
— Теперь только ползком, братцы, — проговорил еле слышно Соловьев и первым заскользил в сторону горящих на валах костров. Четыре сотни шагов полем — и под телами пластунов оказалась хорошо натоптанная объездная дорога. — Дальше колья начинаются, — прошептал подпрапорщик, оглядываясь.
Действительно, через пару десятков шагов потянулись ряды забитых под углом и хорошо заострённых жердин. Проскользнув под ними, егеря поползли дальше. Вдруг энергично работающий с левого бока локтями и коленями Малой резко дёрнулся, раздался какой-то треск, и он отпрянул назад.
— Ты чего?! — прошипел Соловьёв и, замерев, прислушался. В паре сотен шагов впереди, у костров на валу, перекрикивались поляки. Сюда в поле доносило их громкие голоса и смех. Караулы тревоги пока не поднимали, и унтер-офицер, взяв левее, подполз к товарищу.
— Яма там, Вань, — кивнул тот на темнеющую в двух шагах дыру. — Ветками и соломой сверху была хорошо прикрыта. Чуть-чуть в неё не сверзился.
— А ну-ка, — Соловьёв подполз ближе и попробовал в неё заглянуть. — Ничего не видать. Сейчас бы трут подпалить и бросить вниз, да ведь блик или искру непременно эти заметят, — кивнул он в сторону вала. — А могут и от дороги разъезды увидеть. Тогда ещё хуже будет. От леса нас отрежут и всех посекут. Малой, ты у нас самый махонький. Давай-ка мы тебя верёвкой обвяжем и прямо туда спустим? Да не боись ты! Чай, уж не со зверями она, услыхали бы, если б кто там внизу был.
Делать было нечего — тяжко вздыхая, самый щупленький из всего отряда разведчик скоро скрылся из вида под землёй. Двое егерей по самой малой пяди, с натугой дыша и постанывая, опускали его вниз, до тех пор, пока верёвка не провисла. Минута — и её дёрнули снизу два раза.
— Поднимайте, братцы! — послышался шёпот, и так же кряхтя и пыхтя, Малого вытащили наружу. — Колья там, братцы, ох и острые, — почёсывая ляжку, шёпотом рассказывал он товарищам. — Ежели кто провалится, то ему точно конец. Насквозь его проколют.
— Вона чего, получается, западни ляхи настроили, волчьи ямы! — воскликнул Уж.
— Тихо ты, Ванька! — толкнул его в бок локтем Соловьёв. — Шёпотом рассказывай, чего ты там сейчас про волчьи ямы говорил?
— Да слыхал я про такие, — ответил тот. — Помнишь, те наши егеря, что из охотничьих мест в рекрутчину были взяты, баяли про такое? Да тот же самый Савва Ильин. Что такие ямы копали на звериной тропе и так же вот колья внизу заострённые ставили, а сверху прикрывали всё хорошо и даже запах человечий как-то от этого места отбивали. Ну, лось там или олень потом в них провалится — и всё, у села, значит, и мясо, и шкура есть.
— Понятно, только эти ямы тут против человека выставлены, — проговорил приглушённо Соловьёв. — Против наших солдатиков, когда они на штурм укреплений пойдут. Ладно, доложим о них господину майору. Малой, ты давай-ка яму пока прикрой ветками, чтобы с валов дыру не было видно, а мы с Ужом вокруг обползём, — приказал он товарищу. — Тебе-то сподручней тут как самому лёгкому. А мы оглядимся, через сколько шагов эти самые волчьи ямы друг от друга устроены, и опосля ближе к валам подлезем. Послушаем, чего там ляхи лопочут.
Вторая неделя разведки предместий истекала. Разъезды польской кавалерии признаков тревоги не проявляли, значит, ни один из десяти отрядов егерей на глаза неприятелю пока что не попал.
Лужин вылез из укрытой сосновыми ветвями палатки и вздохнул полной грудью настоянный на хвое запах.
— Фёдор Евграфович, котелок ваш, — протянул ему жестяную посудину один из тех егерей, что был на хозяйстве. — А десяток Шилкина, что с ночного дозора пришёл, мы уже покормили. Их благородию они доложились, а вот сейчас спят.
— Пораньше меня нужно было толкнуть, — проворчал Лужин и, зачерпнув из кожаного ведра воды, сполоснул ей лицо и руки. — Их благородие он, конечно, старший отряда, но мне ведь тоже знать нужно, что да как. Давай уже, — и взял в руки посудину.
Тёплый толкан, сдобренный кусочками сала и вяленого мяса, пах горелым.
— Опять передержали на открытом огне, — покачал головой сержант. — Учи вас, учи, всё без толку, а ещё ведь в дозорной роте хотят служить. Первое уменье разведчика — это как в самое большое ненастье себе пропитание найти. Ибо без пищи у него никаких сил не будет задание выполнить. А тут даже и искать ничего не нужно, знай себе ячменную муку намешивай и на углях потом грей. Эх, Данила, Данила…
По опущенному через ров мосту проехало с десяток подвод. Правящие лошадьми весело перекрикивались с охраняющими проезд жолнёрами.
— Веселятся они! — проворчал наблюдающий за поляками Лужин. — Конечно, в избе тёплой поспали, поели от пуза, горилки пару стопок хлопнули. Чего бы не веселиться? А нам тут и костра хорошего не развести, скоро три недели как на ячменной муке и на сухарях сидим.