Я задержал дыхание на пару мгновений – и с головой нырнул в омут.
Паства пришла в волнение, готовая к тому, чтобы играли на ее чувствах. Я и играл. Я призывал грешников к покаянию. Я вогнал себя в своего рода эмоциональное безумие. Снова и снова я в обличающем жесте вытягивал руку и повторял:
– Я говорю
И каждый раз то тут, то там из толпы раздавались похожие на тихие вскрики вздохи.
Массовый эмоциональный подъем – это странная и страшная штука.
Я закончил вот такими красивыми и трогательными словами – возможно, самыми проникновенными во всей Библии:
– В сию ночь душу твою возьмут у тебя…[31]
То было странное состояние, однако оно быстро прошло. Когда вернулся домой, я уже был обычным – блеклым и незаметным. Неестественно бледная Гризельда взяла меня под руку.
– Лен, – сказала она, – ты сегодня внушал ужас. Мне… мне это не понравилось. Я никогда не слышала, чтобы ты
– Думаю, больше и не услышишь, – сказал я, устало опускаясь на диван. Я был страшно утомлен.
– Что это на тебя нашло?
– Внезапное безумие.
– Вот как! Не произошло ли… нечто особенное?
– В каком смысле «нечто особенное»?
– Я просто спросила. Ты, Лен, такой непредсказуемый… Мне иногда кажется, что я совсем не знаю тебя.
Мы съели холодный ужин – Мэри уже ушла.
– В холле тебя ждет письмо, – сказал Гризельда. – Деннис, пожалуйста, принеси его.
Мой племянник, который за весь ужин не произнес ни слова, молча исполнил ее просьбу.
Я взял письмо и застонал. В левом углу было написано: «Лично в руки. Срочно».
– Это, – сказал я, – наверное, от мисс Марпл. Больше некому.