— Очень рад, что ты сочла это убедительным.
— Но ты не слишком-то опирайся на мое мнение. Я же американка — что я в этом понимаю?
Мне вспомнились наши первые дни в институте и то, какое впечатление на меня тогда произвели манера речи Лиама, его сдержанный формализм. И эта его девушка. Была ли Сабина с ним, когда мы встретились в институте в самый первый раз, еще до собеседований, психологического тестирования и ролевых игр, после которых от горстки дошедших до финала кандидатов остались двое? Странно было этого не помнить, но все мои воспоминания об институте повыцвели, покрылись пылью оттого, что к ним не обращались. Хладнокровная стать, аристократически высокий рост — вот и все впечатления о ней, что у меня остались, и больше никаких подробностей.
— Сабина, — сказала я, и улыбка исчезла с его лица. — Она ведь исконная британка, правда?
— Однозначно.
— Думаю, это тоже подкрепило мое впечатление.
— Гало-эффект?
— Она показалась мне приятным человеком. — Отнюдь. — Так ты в школе с ней познакомился? — Я сама не могла понять, зачем его об этом расспрашиваю; обсуждать Сабину мне хотелось меньше всего на свете. — И как ты вообще туда попал? Это ведь не так-то просто. Особенно… — Я осеклась — тактичного способа закончить это предложение не существовало.
— Если ты никто, взявшийся из ниоткуда?
— Это твои слова, не мои.
— Я сдал экзамен.
— Вот так просто? Сдал экзамен?
— Это был очень сложный экзамен.
С тихим шорохом в камине рассыпалась кучка догоревших угольков. С улицы донесся крик филина, вдалеке прогрохотала коляска.
— Был у меня один учитель — он уговорил меня подать заявку на грант для малоимущих учащихся, хотя и сам толком не знал, как это работает. Он увидел во мне то, что я всегда ощущал сам, — что мне не место в том богом забытом городишке, в той заурядной семье. И, ко всеобщему изумлению, экзамен я сдал.
— И уехал в Англию. Сколько тебе тогда было, четырнадцать?
— Тринадцать. — Он разлил вино поровну.
— И там ты нашел свое место.
— Матерь божья, нет, конечно. — Он подпер ладонью лоб. — Я так его и не нашел. Может, оно здесь, в 1815 году? Мне тут нравится: тут есть определенные правила, и им следуют. Я буду скучать по роли доктора Рейвенсвуда, когда все это закончится. Быть собой у меня не очень-то получается.
— Когда все это закончится, ты будешь другим человеком, — сказала я, сконфуженная его признанием. Меня кольнула мысль, что и это, возможно, притворство, что он играет передо мной какую-то роль. Но зачем оно ему? — Ты станешь важной личностью. Тем, кто открыл миру «Уотсонов». Будет здорово.