— Точно, — сказал он своим вежливо-нейтральным тоном, и ощущение было такое, словно у меня перед носом захлопнули дверь — ту, которую мне хотелось бы снова открыть, но я не понимала, как это сделать. И тут он с неловким видом кашлянул. — Прямо перед отправлением мы с Сабиной… обручились.
Я отреагировала с опозданием в секунду — подняла бокал.
— Поздравляю! Это чудесно. — Меня мороз по коже продирал те несколько раз, что я общалась с Сабиной, — по прошествии времени неприятное впечатление только усилилось, поскольку воспринимать Лиама я стала иначе. Тогда они казались мне идеальной парой. Но сейчас? Я испытала нечто вроде разочарования в Лиаме. — Уверена, ты будешь очень счастлив.
Он глядел сквозь стол в никуда и отнюдь не выглядел счастливым, но, с другой стороны, собственные успехи и раньше не вызывали у него особенного восторга. Почему Лиам решил поделиться со мной этой новостью именно сейчас, тоже было для меня загадкой. Может, мы просто редко так напивались. Он разоткровенничался, и я сама подняла эту тему.
Если бы он просто улыбнулся и поблагодарил меня, как любой нормальный человек, объявивший о помолвке, мы перешли бы на другую тему, но молчание затянулось. Я никогда не была замужем, никогда не была помолвлена. Теоретически я не против серьезных отношений — но пока, видимо, еще разминаюсь для этого. А может, меня больше устраивает свобода. В голове всплыло воспоминание о Сабине, стоящей возле Лиама, — дело было в институте, во время скромного праздника в честь окончания подготовки, незадолго до того, как мы отправились в 1815 год. Она была почти такого же роста, как он, держала его под руку, заканчивала за него предложения. О чем тогда шел разговор? Я не могла вспомнить. Из-за чего у меня осталось о ней такое неприятное впечатление? Наверное, из-за ее изящных длинных ног, из-за ее горделивого выражения лица.
— Надеюсь, ты будешь очень счастлив, — сказала я и тут же поняла: повторяюсь.
— Я тоже на это надеюсь, — пробормотал он. — У ее семьи хотя бы будет время свыкнуться с этой мыслью, пока я здесь.
— А что не так с ее семьей? — Впрочем, подозрения на этот счет у меня уже имелись.
— Ну, знаешь. Они богачи. Но дело не столько в деньгах. — Он неопределенно махнул рукой. — Когда я впервые пришел к ним, у меня возникло чувство, что я в сказку попал. Я и не догадывался, что люди могут так жить не только в книгах. С масляными портретами предков на стенах и мебелью, которую кто-то купил в 1800 году.
Так, может, ты влюбился в дом, подумала я. Может, ты влюбился в идею. Но вслух этого не сказала — да что мне известно о любви? Однако я вновь ощутила смутное разочарование в нем: возможно, Лиам был таким же, как и все. Это удивило меня: я не догадывалась, что думала о нем иначе. Накрутив локон на палец, я попыталась придумать, как бы потактичнее на это отреагировать.
— Они оттают, если поймут, что это то, чего хочет Сабина. А если нет — что ж, ну и хрен бы с ними.
— Вот за такой подход все и обожают американцев.
— Да ладно тебе, это кто же?
— Все, у кого есть здравый смысл.
Мы бывали на Ханс-плейс почти каждый день, Генри медленно выздоравливал, однако минуло почти две недели, прежде чем он достаточно окреп, чтобы спуститься на первый этаж.
Кассандра взяла на себя роль главной сиделки, что избавило меня от необходимости часто с ней встречаться и освободило Джейн для других занятий — например, для переговоров с Джоном Мюрреем. Как-то раз меня провели в пустую гостиную, и я, заметив на раскладном столике пачку бумаг, рискнула взглянуть на нее поближе, подозревая, что это гранки, поскольку шрифт был печатный, а не рукописный. «Эмма Вудхаус, красавица, умница, богачка…» — только эти слова я и осмелилась прочесть, но и того хватило: вопрос с «Эммой» был решен.
А еще тот королевский библиотекарь, Джеймс Стеньер Кларк. Жизнь Джейн Остен была втиснута в весьма узкие рамки — что поразительно, если учесть колоссальность ее будущей славы. Она никогда не стремилась к знакомствам или переписке с другими писателями, и визит в Карлтон-хаус стал для нее ближайшим соприкосновением с историей с большой буквы. Тот визит интригует ее биографов и в то же время вызывает у них досаду, поскольку не сохранилось ни одного письменного свидетельства о том, что она там увидела и как это восприняла, — ни словечка ни о баснословной роскоши дворца, ни о мистере Кларке, чьи письма к ней впоследствии выдали в нем уморительно самодовольное чудовище — натурального мистера Коллинза.
Однажды утром мы с Лиамом, как обычно, отправились на Ханс-плейс, чтобы проведать Генри, и застали Джейн в гостиной одну; на ней было платье, которого я еще не видела. Поскольку я уже успела изучить ее гардероб — он был не так уж обширен, — это бросилось мне в глаза.
— О! — произнесла она. — Это вы.
— Вы ожидаете кого-то более