И от писем. И от «Уотсонов».
Я все еще переваривала эту новость, когда Лиам сказал:
— Он безумно хотел как-то отблагодарить тебя за спасение жизни Фанни. — Повисла пауза — лошадиные копыта гулко стучали по Слоун-стрит, слабо освещенной мерцающими фонарями и непривычно тихой, хотя час еще был не поздний. — Ты ведь спасла ее, да? Она бы умерла, если бы не ты?
Поняв, к чему клонит Лиам, я с тревогой посмотрела на него. Как мне самой это не пришло в голову?
— Отнюдь. Она выйдет замуж за баронета, родит девятерых детей и доживет до 1882 года.
— То есть она спаслась бы и без твоей помощи.
— Видимо, да, — медленно произнесла я, вспомнив момент, когда Фанни схватилась за горло. — У тебя другая теория?
— Возможно, подавилась она из-за того, что там были мы. Наше присутствие ее смутило.
— То есть мы стали и источником проблемы, и ее решением?
— Звучит складно. — Он задумался. — Впрочем, я в это не верю.
— Хочешь сказать, что мы нарушили поле вероятностей.
Лиам уперся ладонью в лоб.
— Похоже на то, да?
Я уставилась в окно на Лондон, проносившийся мимо, и мысленно вернулась в серые коридоры Королевского института узкоспециальной физики. В каком же восторге я была, когда оказалась там, как предвкушала отправление в 1815 год. Была ли я готова к тому, что может случиться нечто подобное? Раньше мне казалось, что да, но, столкнувшись с такой ситуацией, я поняла, что нет, я была совсем к этому не готова.
В спальне Норт помогла мне переодеться в ночную сорочку и уложила мне волосы: большую часть заплела в свободные косы, а обрамлявшие лицо пряди накрутила на папильотки. Обычно я получала удовольствие от этих минут — времени, отведенного только мне, возможности понежиться в лучах чужой заботы — и от умиротворяющего присутствия Норт. Но она, видимо, уловила мое напряжение и спросила, не случилось ли чего.
После моего краткого рассказа о том, как Фанни чуть не задохнулась, она поцокала языком.
— Так вы жизнь ей спасли, мисс! Это уже вторая на вашем счету только на моей памяти. — Она все еще занималась моими волосами, и перед нами было зеркало. Наши взгляды встретились в отражении — в моем стоял вопрос. —
Я отвела глаза.
Норт закончила работу и ушла, а я еще долго сидела за туалетным столиком. Я вспоминала о Фанни — как она выглядела, когда задыхалась, и о моем приемыше — как я обнаружила его тем утром в гостиной. О монетках, украденных у меня из ридикюля в мой первый же день в Лондоне. Деньги были подвижной субстанцией — через сколько рук они успели пройти за это время, сколько жизней изменить?
Но вмешательством могло стать и нечто менее драматичное. Само наше присутствие здесь изменило ход событий: мы наняли слуг, которые без нас устроились бы в другие места или умерли от голода; мы арендовали дом, который снял бы кто-то другой — или вообще никто. Здравый смысл подсказывал, что подобные мелочи не должны изменять ход истории, хотя такое, разумеется, было возможно, запусти они череду случайных событий, отследить которые до первичного было бы нереально. Удельный вес миссии и процентный риск нарушения поля вероятностей определяли три основных показателя: то, насколько далеко в прошлое отправлялась миссия, то, сколько времени ей там предстояло провести, и степень вмешательства в ход истории, необходимая для достижения поставленной цели. Некоторые отправлялись в куда более отдаленные времена — но они никогда не оставались в прошлом надолго и редко выходили за рамки острожного наблюдения со стороны. Наша миссия оценивалась в восемь с половиной баллов из десяти возможных. Я знала об этом, и все же мое знание до сего момента было лишь абстрактным.
ebooksa