Двор Чудес

22
18
20
22
24
26
28
30

Под капюшоном я украдкой взглянула на Эленаис. Лицо девушки застыло, услышав имя графа. Выражение ужаса и гнева выдало ее. Значит, она в курсе, кто виновен в горестях сестры, хотя и не знает, где та заключена. У меня в руках уникальная возможность выведать больше о характере Ифигении – любая информация о Даме Чудес поможет ее уничтожить.

– Я слышала, что граф Тарелла – опасный бабник, – шутливо продолжила я. – На балу лучше держаться от него подальше.

Внезапно Эленаис остановилась передо мной, преградив путь широкой юбкой-панье.

– Заткнись, Гастефриш! – прорычала она.

– А что такое? – делано удивилась я ее грубости.

– Не строй из себя невинность, грязная сплетница. Верно, еще в школе узнала из моей переписки, что произошло между Тареллой и моей сестрой?

– Я прочитала только одно письмо, и в нем не было ничего особенного.

Девушка зло схватила мою руку и с силой ее сжала.

– Что ж, позволь подытожить остальные: идиотка Ифигения имела глупость увлечься Тареллой. И заплатила высокую цену, оказавшись в сыром монастыре на задках Бретани, куда ее сослал отец. Там она подохла от горя, не прожив и года, – выплюнула мне в лицо Эленаис, будто отхаркиваясь от мокроты.

Слова, вылетевшие из уст девушки, – не ее. Я узнала тот самый тон – жестокий, не ведающий жалости, который покоробил меня в письме. Это слова Анакреона де Плюминьи, отца сестер. Лицо Эленаис, напротив, исказилось от искренней боли при упоминании имени сестры, которую она больше никогда не видела с момента изгнания той из Версаля. Девушка верила, что несчастная умерла в неизвестной обители, на другом конце Франции.

Как никогда остро я осознала террор, в котором воспитывались дочери вельможи Плюминьи: сначала старшая, а теперь из кожи вон лезла младшая. Эленаис ни за что не получить права на свободу, пока отец властно распоряжался ее жизнью. В каком-то смысле она тоже пленница, как и обычная простолюдинка. Только в ее случае у закона о невыезде золотые заборы. Все, что окружало девушку, имело цель – даже подарки, которые дарил отец. Например, браслет с цифрой «I» как напоминание о том, что девушка должна быть во всем первой.

Я посочувствовала Эленаис. Для меня она больше не маленькая избалованная богачка, которая родилась в шелках. Ее жизнь вплоть до сегодняшнего дня – постоянное, безжалостное давление, заставляющее лезть из кожи, чтобы блистать.

– Думаешь, воспоминания об Ифигении мучают меня? Ошибаешься, – прошипела девушка. – Моя сестра мертва и похоронена, как и память о ней.

– Эленаис… – вмешался Сурадж.

– Не лезь! Диана должна услышать правду!

Девушка притянула меня к себе, обжигая золотом глаз:

– Будущее Плюминьи при Дворе – это я. Никто не смеет мне помешать, особенно маленькая, жалкая, серая мышь!

С этими словами она выпустила мою руку и грубо оттолкнула меня. Оставшийся путь прошел в напряженном молчании.

Вскоре мы оказались на большой эспланаде – в садах Тюильри. Парк освещался множеством фонарей. Земля, полностью очищенная от снега, пестрела клумбами с геометрическими узорами. Деревья и боскеты, подстриженные во французском стиле, украшали тысячи переливающихся разными цветами гирлянд. Будто на этом кусочке в центре Парижа, вырванном из мертвых лап зимы, искусственно вызвали весну. Я боялась вообразить стоимость роскошной феерии на одну ночь, когда город голодал…

Позади нас, в конце садов и следующего за ними внутреннего двора, возвышался внушительный фасад Лувра. Припорошенный инеем и освещенный огнями, дворец выглядел почти хрустальным. Перед ним, насколько хватало глаз, проходила широкая аллея. Она тянулась на запад в ледяную ночь к площади Этуаль и дальше до крепостных стен.