Двор Чудес

22
18
20
22
24
26
28
30

Оглушенная болью и разочарованием, я повернула голову, чтобы взглянуть на то место, куда нас привели. Место, которое одноглазый назвал «Пастью Пожирания».

Она представляла собой скалистую расщелину, со стен которой сочилась влага. Тяжелые капли тут и там ударялись о землю в нудном ритме. В воздухе пахло мхом, влажным камнем и металлом. Возможно, где-то рядом залежи железа? Дальнейший обзор загораживали большие черные шторы. Подвешенные на штанге, врезанной в потолочную скалу, они полностью скрывали долину подземелья. Слышался скрип колес, но река и сотни шаров, освещавших ее, не достигали моего поля зрения.

Один из них висел на рычаге и излучал странный белый свет.

– Стекло этого чудесного фонаря без каких-либо отверстий кажется водонепроницаемым, – размышляла я вслух. – Как пламя может гореть без воздуха? Вероятно, это порошок фосфора? Нет, он не способен так сиять.

– Для придворной Версаля ты неплохо разбираешься в алхимии.

Я резко повернула голову, рискуя повредить шею. Стерлинг был прикован ко второму позорному столбу из пятнадцати, выстроившихся в ряд. Позади него сестра Инкарната, тоже привязанная, все еще находилась без сознания. Ее вуаль безжизненно повисла.

Видя ожоги на губах и щеках Рейндаста, я думала, что серебряная цепь повредила его рот настолько, что он не мог говорить, по крайней мере, пока не восстановится. Но юноше удалось произнести пару слов.

– Фосфор не имеет никакого отношения к алхимии, – поспешно добавила я, – это просто минерал, который тускло светится в ночи. В коллекции моего отца – барона де Гастефриша – был кусочек.

На самом деле я обнаружила фосфор в лаборатории моего отца – аптекаря. В разговоре с лордом лучше об этом молчать.

Стерлинг поднял глаза на волшебный фонарь, освещавший пространство белым, неослабевающим потоком.

– Понятно… – прошептал он. – То есть ты, так сказать, аристократка просвещенная.

Способность вампира сохранять холодный и отстраненный юмор после всех пыток, через которые он прошел, поражала.

– Какое бы колдовство ни заставляло фонари гореть, чутье подсказывает мне, что именно их лучи удерживают упырей на расстоянии. Иначе подземелье кишело бы ими.

– Думаю, эти чудо-шары играют более важную роль, чем обыкновенная защита Двора, – добавила я. – Солдаты Дамы используют их и на поверхности земли, уверена в этом. Однажды после набега нечисти на один из кварталов я нашла вместе с оруженосцами битое стекло, похожее на эту сферу. Даю руку на отсечение: в кабинете преподобной нас ослепила та же магия.

– Ты просто светоч мысли, Диана де Гастефриш, – бросил он.

Живот скрутило при мысли о том, что наша миссия провалилась. Флегматичность Рейндаста оставалась по-прежнему невыносимой.

– Что ж, освети нас своим прожектором знаний вместо того, чтобы насмехаться над моими. Ты хорошо знаешь Париж. У тебя есть идеи, где мы находимся? Та река, что мы видели, это подземный приток Сены?

– Не думаю. В Париже есть только одна подземная река – Бьевр. Когда-то давно она протекала через юго-восток столицы и впадала в Сену. Но с течением времени ее запрятали глубоко под землю. Последующие грунтовые насыпи надежно зарыли ее. Улицы и дома поднялись над руслом.

Каждое слово давалось Стерлингу с трудом. Он морщился. Раны его были мучительны. Несмотря на отвращение к кровопийцам, я не могла не сочувствовать ему. В конце концов, вопреки его неоднократным угрозам он до сих пор только и делал, что помогал мне.

– Глядя на тебя, я тоже испытываю боль. Будет лучше, если ты помолчишь. Подожди, пока не заживут раны.