Я порылась в котомке и вынула монетку: на сей раз медный су. Когда собиралась бросить ее в фенестреллу, голос сказал:
– Думаешь, стану грызть металл? Хочешь, чтобы мои последние, старые и гнилые зубы сломались? Дай мне лучше поесть!
Я снова заглянула в сумку и достала один из двух ломтей хлеба, что приберегла на дорогу.
– Только хлеб не очень свежий… – начала я.
Не успела и глазом моргнуть, как худая, с непомерно длинными ногтями рука, неожиданно выскочив из отверстия, ловко вырвала у меня кусок хлеба и исчезла, затаившись за стеной, как мурена[35] за камнем.
Послышались громкое чавканье и приглушенные ругательства:
– Ай!.. Мои бедные зубы!.. Хлеб твердый, как задница горгульи!
Я подождала, пока прекратятся жалобы, чтобы повторить вопрос:
– Кто вы? Как ваше имя?
– Имя? Я оставил его, как и все имущество. Давным-давно. Жан или Жак? Может быть, Жюль? Я не знаю… Око Невинных: так меня теперь именуют. Потому что я никогда его не закрываю. Я наблюдаю за всем.
– Но… как давно вы здесь заперты?
– Этого тоже не могу вспомнить!
Тщетно я пыталась заглянуть в темноту фенестреллы. Затворник мог видеть меня, залитую лунным светом, однако сам оставался невидимым.
– Хватит вопросов
– Что вы хотите сказать?
– Око Невинных видит не только дорожки кладбища, но и дороги будущего.
Часть меня хотела прекратить дискуссию. Очевидно, за время длительного заточения отшельник потерял не только разум, но и память. Ночь уже давно сомкнула объятия надо мной и этим странным существом. Я поискала в темноте фигуры Сураджа и Эленаис. Несмотря на дурное предчувствие, что-то заставило меня остаться:
– Если, по вашим словам, вы видите все, что здесь происходит, значит должны знать, что творят упыри, верно?
– Тьма хранит меня от их грязных лап! В реклузуаре я в безопасности.
– Может, у вас есть какая-то информация о Даме Чудес?