Око Невинных внезапно умолк, замкнулся в молчании, таком же незыблемом, как его тюрьма.
– Скажите, – настаивала я, подойдя к окну. – Говорите без страха.
Я достала второй ломоть хлеба и помахала им перед отверстием.
– Если расскажете все, что знаете, то получите это… О!
Быстрее вспышки молнии рука вновь выстрелила из логова. Не для того, чтобы вырвать еду, а чтобы схватить мое запястье. Никогда бы не заподозрила в тщедушном теле затворника силу, с легкостью засасывавшую меня внутрь башенки.
– Отпустите! – закричала я, напуганная до смерти. – Приказываю отпустить меня!
Хватка отшельника была крепкой.
– Твоя рука… – проквакал он. – На ней линии необыкновенной судьбы!
– Что? – пискнула я.
Тонкий ноготь отшельника прочертил бороздки на моей ладони…
– Линия жизни полна сюрпризов, – пробормотал он. – И линия смерти тоже.
– Линия смерти? О чем вы говорите? Это вы встретите ее сейчас, если не отпустите меня. Смерть, которая уже наполовину забрала вас!
Свободной рукой я вынула шпагу и воткнула острие в фенестреллу, желая лишь напугать затворника.
Это сработало: он выпустил мою ладонь…
…но только для того, чтобы схватить клинок и вырвать его из моей руки.
Застигнутая врасплох, я позволила рукояти выскользнуть. Шпага исчезла в отверстии, как длинная стрекоза, проглоченная жабой.
– Дай мне руку! – пролаял отшельник. – Я прочитаю будущее! Я покажу то, чего ты не хочешь видеть, и расскажу то, чего не хочешь слышать!
Меня охватила звериная, суеверная паника. Я допустила ошибку, послушав этого безумца, и теперь инстинкт умолял спасаться, бежать, пока его злые слова не отравили мой мозг.
– Смерть, чернота и горе, – заливался он жутким, гортанным кваканьем.
Я отскочила как можно дальше от этих отвратительных отрыжек.