Двор Чудес

Возможно, в этом и заключался смысл Безымянного Аркана в моем раскладе карт: если я не могу устранить Даму, то должна умереть сама, чтобы предотвратить худшее.

– Вы убили тысячи парижан, однако решили пощадить меня? Король расценит это как проявленную слабость в вашем с ним противостоянии. Но он оценит истинную силу, если вы пришлете ему мою голову… и увенчает вашу, – намекнула я о собственной казни ради будущих повстанцев, которые подхватят мой факел борьбы.

– Мы ничего не будем отправлять Королю, – резко отрезала Дама с тем же акцентом, что у надзирателя. – Я не настолько глупа, чтобы пускаться в рискованные переговоры с Нетленным. Кроме того, некоторые смертные готовы хорошо заплатить за вас.

Мои губы задрожали:

– Смертные? Какие смертные? Разве… разве я не во Дворе Чудес?

Унизанные кольцами пальцы с длинными пурпурными ногтями приподняли вуаль, демонстрируя лицо неопределенного возраста. Оливковый тон кожи был лишен призрачной белизны бессмертных. Тонкие «гусиные лапки», расходившиеся от уголков черных глаз, густо покрытых тенями, говорили о том, что время властно над ней.

– Нет, ты не во Дворе Чудес.

– А где же тогда?

Женщина пожала плечами:

– Здесь или в другом месте. Какая разница? Лакрима[42] останавливается там, где пожелает, но никогда в одном месте дважды.

Услышав слово Лакрима, я обратила внимание на слезу в углу правого глаза моей собеседницы. Не настоящую каплю воды, а узор, вписанный в кожу чернилами. Точно такой же украшал лицо надзирателя и, как я только сейчас заметила, всех присутствующих в комнате. Я вспомнила, что уже видела эту странную татуировку раньше: у Орфео была такая же у правого глаза.

– Здесь не вампиры, – пробормотала я. – И вы не Дама Чудес.

– Тьма хранит меня от этого! – скривилась женщина, подняв указательный палец и мизинец, имитируя рога демона.

Таким жестом некоторые жители Крысиного Холма защищались от сглаза.

– Я – Равенна де Тарелла, Крестная Мать Лакримы – самой могущественной преступной организации Парижа.

В памяти всплыли обрывки бесед с Монфоконом: он объяснял, что голова Орфея, должно быть, когда-то принадлежала одному из неаполитанских бандитов… подобных тем, что окружали меня сейчас!

Я находилась совсем не там, где думала, и это перевернуло мой настрой. О смерти не могло быть и речи. Надежда выбраться из подземелья живой восстала из пепла, как птица феникс. Я с бóльшим вниманием принялась осматривать помещение. Несмотря на небольшие размеры, оно было устроено как тронный зал. Крестная Мать по-королевски возвышалась на кофре. Имя Тарелла мне тоже показалось знакомым. Так звали любовника маркизы Вовалонской, той самой, заставившей меня пустить кровь бедной Туанетте.

– Граф Маркантонио де Тарелла не ваш родственник?

– Он – брат моего прапрадеда.

– О, какое интересное совпадение. Мы с графом прекрасно ладим, – выдавив улыбку, солгала я.