Романов распахнул двери в зрительный зал, в кружке сплавщики по-прежнему мирно гудели голосами.
— Мужики, авари-ия! Двадцать человек, кто помоложе… К Боровой, на лодки. Скоренько, скоренько, черти клёвые!
Сплавщики бросились из-за стола в фойе к печке — там, в углу, сохла их мокрая обувь и одежда.
— Железяку на столбяку-у-у! — блажно заорал из-за спины Романова Костя и первым метнулся из клуба, — парню надо было сбегать домой, переодеться.
Уже на веранде клуба Тихона Перехватила Дуняшка Пронина, уцепилась за его рукав.
— Иваныч, нас-то бери. Чем девки хужей?!
— Ку-да! Плитки сорвало… Мужики и те до смерти ухойдакаются… Спа-ать! Завтра чуть свет — на реку!
Он забежал домой, сменил белье, штаны, переобулся в запасные сапоги. Сплавщиков нагнал у самой Боровой. Они опускали у шапок уши, ежились на пронизывающем ветру.
— Все в порядке, пьяных нет! — сумасшедше весело докладывал Кимяев, услышав голос начальника.
В парне, видно, не прошел еще хмель веселого вечера. Костя схватил из пирамиды багор, вскинул его над головой и на мотив знакомой всем песни о военном наркоме дико запел в сумятицу холодного ветра:
…Лодки прыгали по вертлявым горбушкам волн, с трудом выгреблись на фарватер. Романов кричал:
— Запань огибай! К такелажному-у!
Внизу склада, у самого волнобоя, будто расцвел в этой шумной ночи дивный желтый цветок. Только чуть-чуть колебались от ветра его большие широкие лепестки и завораживали своей странной, живой красотой. Глядя на стекла горящих фонарей, Тихон ругал себя:
«Вот что значит с бабой постоять… Уж и цветы мерещатся!»
Швора, Михайлов и еще кто-то, похоже женщина, кинули в лодки концы мягких пеньковых канатов, подали фонари. Мастер присматривался, в какую лодку сесть пятым.
Тихон остановил старика:
— Не-ет, отдыхай, Кузьмич. Задержимся, утром один здесь командуй. Шевели, шевели людей!
Сплавщиков ожидала работа самая несложная. Но, как и всякое дело на реке, — физически очень трудная. Что, кажется, проще: догоняй ту плитку, ошлангуй ее вкруговую канатом и тащи двумя лодками к берегу. А там покрепче зачаль за какую-нибудь ветлу…
Лодки растянулись по всей ширине Чулыма, слабые желтые огоньки то исчезали, то чиркали темноту над гребнями тяжелых волн. Напрягая глаза, рулевые вглядывались в черную ветреную круговерть.
Иногда в этой дикой пляске темноты и волн Романов терял ощущение времени и пространства. Лодку швыряло в сильной качке, и Чуднов каким-то поистине чудом подставлял ее корму вольному разбегу воды. Мокрый, напряженный, начальник молотил и молотил веслами по волнам, рядом на скамейке с хрипом дышал Павел Логачев.