Нечто из Рютте

Визг этой твари въедался в мозг и деморализовал, в нем Волков чувствовал лютую ненависть к себе, как будто она адресовалась именно ему.

– Слушайте меня, своего господина! – визжал людоед. – Слушайте…

Конь снова заплясал под солдатом, а люди озирались растерянно, морщились, смотрели на коннетабля, не знали, что делать, ожидали и надеялись, что коннетабль знает, коннетабль сейчас все скажет. Они не слушали вурдалака, они смотрели на коннетабля. Ждали его приказа. Люди были за него. Пока. И он понимал, что с кровососом нужно кончать, уж больно опасен тот был, но стрелять с коня, который волнуется, бессмысленно, только болт потеряешь в грязи.

Волков стал успокаивать коня и орал одновременно:

– Не слушайте и не бойтесь его, он отринул Святую Церковь нашу, забыл долг рыцаря – защищать слабых, наоборот, он жрал детей и баб, он больше вам не хозяин, он тварь, нелюдь, пес дьявола!

Волков гладил и похлопывал коня, и тот вроде как угомонился. Стал, как положено боевому коню смирно, и почти не тряс головой. Тянуть больше не было смысла; что собирался делать людоед, не было понятно, он мог и кинуться в бой, и бежать, и солдат решил стрелять.

Он вытащил ногу из стремени, ожидая, что монах кинет топор, но ничего не произошло. Волков глянул на Ипполита, а тот стоял, разинув рот и уставившись на вурдалака, еще и поигрывал топором. Волков пнул монаха в ребра и зло зашипел:

– Уговор, дурень, помнишь?

Брат Ипполит поднял глаза на солдата, словно не понимал, о чем говорит тот.

– Не слушайте этого пса, – снова визжал вурдалак, – этот безродный ублюдок приехал в землю нашу и командует тут, как будто он господин…

Конь опять заплясал, а Волков видел, как пар поднимается над головой вурдалака. Эта тварь уже не могла ждать и двинулась вперед, не спеша… Пока…

«Убьет меня, все остальные разбегутся, – думал солдат, – никто не осмелится напасть на сына барона, даже если он нелюдь».

– Я, ваш господин, – продолжал вурдалак и орать, и приближаться, – повелеваю вам – убейте чужака!

Надо было стрелять, но как в него стрелять, если конь не стоит на месте, а этот выродок неотрывно смотрит на него? Солдат решил спрыгнуть с коня.

И тут монах кинул топор. Как ни странно, точно и сильно. Топор летел прямо в рыло нелюдя. Солнце светило ярко, людоед щурился, но все равно все видел. Он отмахнулся от летящего топора, словно от мухи назойливой, откинул его от себя с такой же легкостью, как девушки откидывают непокорную прядь волос. Одним движением. И хотел было оскалить великолепные зубы в улыбке превосходства, как в голову ему, прямо в угол между лбом и виском, врезался болт. Волков выстрелил сразу, как только увидел взмах монаха. Конь не стоял ровно, но до вурдалака было всего несколько шагов. С такого расстояния он никогда не промахивался. А нелюдь, среагировав на топор, пропустил выстрел. Теперь солдат ждал его реакции. А вурдалак все так же улыбался и на глазах опешивших людей взялся за древко болта и с хрустом и черной жижей вытащил его из головы.

– Ты думал убить меня так, ублюдок! – крикнул он и отбросил палку с оперением в воду.

Реакция нелюдя насторожила солдата, но он еще не потерял надежды:

– Если бы ты и в правду был на войне, людоед, ты бы знал, что ни стрелы, ни болты так из себя доставать нельзя! – крикнул ему солдат. – Иначе наконечник останется внутри.

От головы вурдалака на солнце шел пар, а он улыбался и двинулся на копейщиков, что стояли перед солдатом.

– Да плевать мне на твой наконечник! – визжал он. – Плевать!