Долгая навигация

— …А в эту пору Кроха смастерил себе швабру: восемнадцать концов.

Доктор знал, что восемнадцать концов — это швабра из восемнадцати распущенных канатов, и с глубоким уважением кивнул.

— Когда он ее за борт промокнуть опускал, то вытащить ее обратно, кроме Крохи, никто не мог, только вдвоем. Хвост был метра два с половиной длиной, дубина у этой швабры — в мой рост (именно это всех нас и погубило), а диаметром — чуть меньше пивной кружки, как раз по Крохиным лапам, и таскал он ее с небывалым воодушевлением. Остальные швабры, как он говорил, его не удовлетворяли. А хранил он ее в кранце для швабр, на правом шкафуте. Все швабры туда помещались, а Крохина нет. Торчала дубина сантиметров на сорок. И чтобы крышка закрывалась, пришлось в стенке кранца отверстие вырезать. И вот, ближе к осени уже, объявили, что будет нас смотреть адмирал из Базы. Маленький такой адмирал, с большой головой, с румянцем и хорошо нам знакомый: мы его один раз уже на строевом смотре видели. Низ его брюк изрядно до ботинок не доставал, и глазки были невозмутимые как пуговицы. Что такое подготовка корабля к адмиральскому смотру, ты еще узнаешь. Три недели все лижут корабль до несоответствия. Вылижут так, что обедать на этом корабле — жалко, спать — жалко, ходить по нему жалко и приборку делать — слезами заливаешься, потому что непременно напачкаешь. А как должен выглядеть матрос, которого смотрит адмирал? Матрос должен выглядеть… ах! — вот как должен выглядеть матрос. Сначала матроса проверяют в рабочем платье, потом в форме «три», потом в форме «четыре», проверяет его сначала любимый командир отделения, затем старшина команды, любимый командир бэче, сам старпом проверяет, а уж после — кэп. И выясняется, что матрос ни к черту не годится, потому что, пока смотрели и переодевали матроса все предыдущие начальники, брюки перемялись, подворотнички запачкались и даже ботинки сносились. Все, громко вопя, валятся в кубрик гладиться, заново укладывать рундуки, заново палубу мыть… а адмирал уже близок, и нервы у всех… Но вот адмирал уже на стенке. Разбежались по заведованиям! Ты в последний раз палубу в кубрике вымыл — куда грязную воду? В гальюнах тебя криком гонят, там Ваня чистоту навел и кафель одеколоном вытер, личной банки не пожалел; на шкафуты не сунься и тряпку мокрую хоть съешь: не может быть в кубрике такой тряпки! Под трапом уже новенький обрез сияет и новые кальсоны в нем в качестве тряпки лежат. Тряпку ты под диван в кают-компании засунул, бегом обратно в кубрик, по трапу съехал — и прямо лбом в палубу: какая-то умная голова поручни для блеску соляром протерла. Но бескозырку, падая, ты все же успел схватить, чтобы о палубу не запачкалась, и пожалуйста: на белом чехле — вся солярная пятерня. А адмирал уже на корабль всходит, и по этому поводу трезвон стоит. Чехол наспех меняешь — куда грязный деть?.. И конечно, в этой кутерьме, как полагается, забудешь из военного билета фотографию своей Мани выкинуть. Короче говоря, прибыл адмирал. Зазвенели много раз, заорали на юте по-военному, — и адмирал ступает по палубе. И все за адмиралом не идут, а некоторым образом — ступают. Доходят до кранца. Адмирал останавливается и смотрит: торчит из специальной дырки дубовая рукоять. Молчит. (Полагаю, на его месте тут бы всякий задумался.) И все кругом молчат. Сопровождающие адмирала из Базы, комбриг, штаб бригады в полном составе, комдив, и штаб дивизиона, командир, старпом, дежурство, вахта. Адмирал наклоняется, открывает кранец и видит: швабра. И тогда адмирал с чисто человеческим любопытством берется за рукоять с намерением эту швабру поднять… Внимание!!

Шурка и Доктор вскочили.

Раздвигая портьеры синего плюша, шагнул через комингс веселый комбриг.

— Товарищ капитан первого ранга!.. — начал Доктор.

— Отставить, — махнул рукой в тонкой перчатке комбриг. — Фельдшер? Флагврач хвалил. А ты что? — сказал он Шуре. — Ранен — лежи.

— Сбрасывает.

— Ясно. Твой парень — Новиков?

— Мой, — спокойно сказал Шура.

— Хороший акустик.

— Хороший, — спокойно подтвердил Шура.

— Дурака свалял, Шура.

Из дальнейшего короткого разговора Доктор мало что понял. Комбриг приложил руку в тонкой лайковой перчатке к козырьку и вышел. Шурка с Доктором молча смотрели в открытую дверь, как шел он легко по валким коридорам — маленький, с мальчишеской фигурой, в канадке с меховым откидным капюшоном в полспины, в мятой лихой фуражке. Кобура с тяжелым большим пистолетом висела на длинных ремешках и била по бедру.

— Правда, что на адмирала представили? — спросил Доктор.

— Говорят, — рассеянно сказал Шура.

— А что там, со шваброй?

— Да ничего. Не смог поднять адмирал швабру, обиделся и корабль смотреть отказался. На линкорах, говорит, таких швабр не помню…

Удар в правый борт повалил их с ног. Брызнули осколками Докторовы бутылочки. Лопнул талреп и запрыгало кресло.

— …Это что?