Сторож скажет, что никто не оскальзывался на школьных ступеньках, ведь они посыпаны песком. Тогда начнут спрашивать учителей, вскроется мой побег, и ее, мою прекрасную пани Новак, вызовут к директору. Она будет стоять на ковре перед директорским столом, потупившись, как школьница, а его владелец будет кричать и тыкать в ее сторону вонючей сигарой, пока у пани Новак не запрыгают губы.
Картина эта раз за разом вставала у меня перед глазами, и это было невыносимо.
А потому, переборов отвращение и страх, я выбираюсь на перемене из классной комнаты. Я хочу от души извиниться и, быть может… выработать какой‑то план по защите пани Новак, пока не поздно? Ну, договориться, что мы станем говорить, когда все узнают? Не знаю, все это слишком дико. И все моя и только моя вина.
Ведь если не хочешь быть съеденным – не суйся в логово к волкам. Сиди дома и рисуй принцесс.
Мне не везет – двери кабинета медсестры заперты на ключ и свет за ними не горит.
Вернувшись в класс к самому звонку, я обнаруживаю на своей парте и стуле больше дюжины густых белесых плевков.
Это ничего, бывало ведь и хуже. Но отчего‑то слезы настойчиво толкаются в глаза. Я вытираю плевки белым носовым платком, ежась от взглядов и голосов.
А вдруг я опоздала? Вдруг пани Новак уже уволили и она прошла под окнами нашей классной комнаты, одинокая, преданная мной? О боже…
Еле дождавшись конца занятий – последним уроком была арифметика, – я хватаю портфель, срываю с крючка новое пальто и уже собираюсь выбежать в коридор. Мне нужно увидеть, мне нужно убедиться…
– Панночка Бергман, а пойдем с нами.
Я оборачиваюсь и вижу у себя за спиной группу девочек, из тех, кто сначала ходил со мной под руки, а потом отвернулся и только посмеивался, прикрывая рты ладонями. Они улыбаются и сейчас.
Отступаю на шаг, и воспоминание бьет меня наотмашь – те, другие девочки, из пансиона, тоже улыбались, когда уводили меня подальше от надзора наставниц. Даже лица одноклассниц сейчас размыты, и я не могу отличить их от тех, из прошлого.
Срываюсь с места и бегу, на ходу натягивая пальто и криво цепляя пуговицы за петли. Бегу быстрее, чем это дозволено в школьных стенах, бегу не разбирая дороги. Кто‑то из взрослых швыряет мне в спину рассерженный окрик. Проталкиваюсь сквозь толпу ребят постарше и просачиваюсь через школьные двери. На улице светит удивительно яркое зимнее солнце, и на миг я слепну полностью.
Старшеклассники, переговариваясь, как ни в чем не бывало бредут к воротам, покачивая связками учебников. У ворот стоят наши мальчишки – дружки Павелека.
Я в ловушке. Пока меня не заметили, двигаюсь вбок, к невысоким каменным перилам. Всхлипнув, перебираюсь через них и спрыгиваю вниз. Калоши я забыла в классе, и мокрый холод быстро добирается до моих пяток, ловко минуя ботинки и чулки. Но сейчас гораздо важнее спастись.
Двор позади школы пустует, и мне остается только надеяться, что никто не заметил, как я нырнула в него. Здесь под деревьями лежит плотный снег, но дорожки все из грязного месива. Пока я оглядываюсь по сторонам в поисках надежного укрытия, за спиной раздаются голоса охотников за легкой добычей – за мной. Я слышу и мальчишек, и девочек.
Потоптавшись еще с мгновение, я решаюсь на длинный заячий прыжок и приземляюсь коленями в снег. Откуда только силы взялись? С веток кустарника осыпаются целые ломти снега, припорошив мое новое синее пальто. Быстро отползаю дальше и на четвереньках скрываюсь за стволом какого‑то дерева. Обычно я неплохо разбираюсь в растениях, но не в таком отчаянном положении, в каком нахожусь.
Меня бьет крупная дрожь, а сердце оглушительно грохочет. К горлу подбирается предательский кашель, так что я зажимаю рот рукавом пальто, чтобы не выдать себя ни звуком. За мной гналась почти половина нашего класса. Что им от меня надо? Просто избить? Или же они будут потрошить мою сумку в надежде найти там свои однажды потерянные драгоценные шарики? А бить будут уже потом.
Догадка кажется мне правдоподобной. Чертовы шарики, крохотные мерцающие планеты! Я тоже была ими очарована и вот-вот поплачусь за это снова.
– Панночка Бергман, ты выходи, не бойся, – выпевает девичий голосок. – Мы поговорить хотим.