Безумица V
Персиков хочется нестерпимо. Но они, как назло, накрепко запечатаны в жестяную банку. Я примеряюсь к ней так и сяк, но никак не могу сообразить, как она открывается – крышка и дно совершенно одинаковые, только внутри вязко переливается сироп и перекатываются гладкие полусферы. Сглотнув слюну, я сую банку под мышку и возвращаюсь к остальным. Юлька должна что‑то сообразить. Она в последнее время только этим и занята – соображениями.
Кабинет отца мы превратили в зал совещаний. Карту страны, которая раньше висела у него над столом, вытащили из рамы и положили на пол, придавив углы чернильницами и пресс-папье. Когда я захожу, все уже при деле: Франтишка, напевая, протирает от пыли восковые листочки фикуса в горшке, а Юлька, усевшись по-турецки, водит над картой рукой с цепочкой и каким‑то кулоном. Кулон слегка крутится и, блестя, покачивается туда-сюда… туда-сюда… Сердце у меня подскакивает к горлу.
– Что ты творишь? – громким шепотом спрашиваю Юльку. От привычки все время шептать не так просто отделаться.
– Пусти, – невозмутимо отвечает она. – Больно.
Я и не заметила, как заломила ей запястье с цепочкой. Послушно разжимаю пальцы и делаю шаг назад.
– Ну и что за чертовщину ты опять удумала?
– Проверяю одну теорию, – со вздохом поясняет Юлия. – Давай с самого начала: пани Ковальская открыла свой пансион в двадцатом году, так?
– Так. Мы поступили в него на втором году существования.
– Не помнишь, откуда твои родители узнали о новом пансионе?
Мотаю головой. Откуда бы мне это знать? Просто однажды маман заявила мне, что ее принцесса будет учиться в волшебном месте с другими хорошенькими принцессами из хороших семей. Вот и все.
– А я помню – из объявления в газете. Как думаешь, эта скряга разорилась бы на то, чтобы сразу давать объявления по всей стране?
Пани Ковальская готова была удавиться за каждый уголек, потраченный без пользы. Справедливо.
– Вот и я так думаю, – ухмыляется Юлька, лихо намотав цепочку на указательный палец. Я отвожу глаза. – Выходит, что ученицы съехались с одного-двух воеводств. Самое большее – трех, и то потом уже, когда стало ясно, что заведение пристойное.
Фыркаю и сажусь напротив, зажав банку персиков между коленей. Мне становится по-настоящему интересно, до чего додумалась наша Юлия Холмс.
– И? – тороплю ее я.
– И это действительно так. – Она указывает на разноцветные карандашные точки, сделанные на карте: – Это те пансионерки, чьи адреса я помню.
– Погоди! Ты – что?!
– Я копалась в личных делах.
– Как?! Зачем?!