Не знаю насчет души, все же я ее не видела. А вот неврология, пожалуй, действительно будет поинтересней «потрохов».
20 февраля 1915 г.
Побывала в увольнении, совсем как солдат. Всего две недели, в течение первой я только и делала, что спала. Думала, смогу еще наесться от пуза, но война во все вносит свои коррективы. Осенью здесь было жарко, и не все вернулись из эвакуации. Виктор совсем изможден, пропадает на службе днями и ночами. Он будто даже стал еще более тощим. Зато в нашей квартирке появился граммофон, который ему подарил какой‑то офицер. Неужто мой братец приноровился брать взятки? Ха-ха. Впрочем, это не важно, Брамс и Шопен скрасили мое вынужденное, но сладкое одиночество.
Жить среди прочих женщин оказалось довольно утомительно. Я не привыкла, что мое личное пространство, которое я могу обустраивать по своему вкусу и своим надобностям, ограничивается всем – от тесноты и чужой жадности до удушающих правил. Поэтому в увольнении я позволяла себе самое роскошное – разбрасывать вещи и разгуливать в неглиже, пусть и «прогулка» занимает не больше двадцати шагов вдоль и поперек наших комнатушек. Теперь они кажутся мне почти дворцом!
С Бартеком встретиться так и не удалось. Я написала ему с десяток писем, неожиданно для меня самой подробных. Будто слова копились во мне все это время и тут, стоило вздохнуть полной грудью, не чувствуя при этом запахов пота, крови, горелой плоти и медикаментов, выплеснулись наружу вольным потоком.
Мой отпуск подходит к концу, и я ходила в представительство Красного Креста, чтобы узнать о новом распределении. Оказалось, пан Э. дал мне рекомендацию для того, чтобы оказаться в городском лазарете. Видимо, он запомнил, что я говорила о брате, который остался в столице. Но я испросила дозволения вернуться под его руководство. Мне не так просто будет привыкнуть к новым людям, а близость к дому расслабит меня. На поезде же, в постоянном движении и напряжении, легче смириться со всеми трудностями, что выпадают на долю сестры милосердия. К тому же мне еще есть чему поучиться у моего наставника. Завтра узнаю, удовлетворят ли мою просьбу.
Не забыть! Накрутить ваты с марлей для женской гигиены.
24 февраля 1915 г.
Поезд снова покачивается под моими ногами. Чувствую себя моряком, который долго ходил, шатаясь, по суше, а выйдя в море, снова стоит уверенно. И ведь прошло только две недели!
Чтобы попасть именно на нужный поезд, пришлось проехаться до другой станции в поезде с солдатами. Надо же, раньше я и не задумывалась о том, как сестры милосердия популярны среди военных! Видимо, светлый ангельский образ запечатлевается даже в бредовом состоянии. Я чаще работала с тяжелыми пациентами и никогда не обращала внимания на знаки симпатии во время перевязки или обхода вагонов с выздоравливающими. Хотя я слышала, что пара сестричек даже умудрились закрутить романы. Кто‑то не теряет времени! Но я уже выбросила все записки с просьбами писать им – у меня есть Бартек, я почти невеста, так что они мне без надобности. Вот бы повидаться с ним.
3 марта 1915 г.
Зима отступает! Боже, как я устала дрожать и наблюдать чужую дрожь. Даже при том, что мы топим печи, двери посреди вагона то и дело раздвигаются во всю ширь, чтобы внести или выпустить солдат, и все выстуживается за считаные секунды. Природа наделила меня крепким здоровьем, но и я умудрилась пару раз подхватить насморк и даже пролежала один день с высокой температурой. Будто в детстве, когда из-за простуды пани Новак отменила уроки и просто сидела подле моей кровати, читая книги вслух, пока я не притворилась спящей. На этот раз я вполне могла почитать сама, вот, к примеру, выцыганила у доктора Э. «Журнал неврологии и психиатрии имени Корсакова» из подшивки трехлетней давности. Попался выпуск о детских и подростковых патологиях, скучновато.
А впереди – весна! Верю, она принесет только хорошее и наши войска окончательно разгромят против-ника!
25 мая 1915 г.
Идут дни, идут бои. Почти не сплю. Операции одна за другой, ассистирую. Почти без ошибок. Главное, чтобы не дрожали руки. Хочется туго перебинтовать их, чтобы не тряслись, но это не поможет.
2 июля 1915 г.
Прорыв на юге, они идут к Варшаве. Снова. Атакуют с неба. Антанта отступает. Чувствую бессилие, будто могла бы что‑то изменить. Но ведь я не могу.
2 августа 1915 г.
Варшава оккупирована немцами. Связи с Виктором нет. Бартек не отвечает на мои письма.
6 августа 1915 г.