Спустя три часа, видимо дождавшись, пока бабушка заснет, Сара скребется в дверь нашей комнатки. Прошмыгивает внутрь боком и приваливается спиной к двери. Ее плечи мелко вздрагивают.
– Я готова. Я отведу вас к пани Новак, но! – Она поднимает руку, чтобы не дать себя перебить. – Но только если вы поклянетесь, что поможете моему папе. Идемте, прямо сейчас!
– Подожди, – хватаю ее за руку, усаживаю на кипу колючих шерстяных покрывал, – расскажи по порядку, что с тобой стряслось. Где твоя мама, почему ты одна?
Сара мнется и мнет платье на круглых коленях. А потом с ее носа на стиснутые пальцы падает крупная капля. Потом еще одна и еще.
– Мама подписала бумаги на развод. Она сказала, что спасет хотя бы меня, что мы не заслужили жить в нищете и ненависти. Но она бросила его! Как она могла? Это… из-за денег?.. – Ее голос дрожит, но не срывается. – Она ведь любила его, даже сбежала с ним от своего отца. Папа был ее учителем скрипки, и они… Она сама это рассказала. А теперь – бросила. Из-за денег! Она хотела увезти меня в другую страну, туда, где у нее друзья, а я…
– Ты сбежала, – нетерпеливо закончила за нее Юлия.
– Да.
– Тогда она скоро придет за тобой, – предположила я.
– Не придет, то есть не скоро. Поезд увезет ее далеко, прежде чем она заметит пропажу. Я слышала о таком в радиоспектакле…
Ума не приложу, что за спектакль и как малявка провернула свой побег, но на этом ее рассказ оканчивается.
– Идем же. – Сара вскакивает с одеял и решительно вытирает лицо от слезных дорожек. – Я отведу вас к ней.
Юлька молча кивает и принимается одеваться.
– Далеко идти? – уточняю, натягивая шерстяное платье поверх шелковой комбинации, которую, как и все свое тряпье, я утащила из разоренного материного гардероба. Вещи широки мне в груди и бедрах, но хоть по плечам сидят.
Сара жует губы, прикидывая:
– Около часа. Одевайтесь теплее, ночью будет холодно.
Через пять минут мы уже готовы выходить. Юлия велит Франтишке, сонно трущей глаза, сидеть тихо и вытаскивает откуда‑то из-под одеял топорик для рубки мяса. Кладет его в глубокий карман топорищем вниз. Прикрываю глаза, удерживаясь от тяжелого вздоха, который выдаст мою нерешительность и слабость. Надеюсь, на нас никто не нападет и оружие не придется пускать в ход. В конце концов, мы ведь идем только посмотреть, только разведать… Ничего не случится.
Ночной город кажется неприветливей обычного. В этом тоже есть логика: если мне и доводилось выбираться из дома после захода солнца, я передвигалась исключительно на автомобиле с личным водителем и наблюдала центр, горящий электрическими вывесками ресторанов. И я была с родителями. С обоими, когда все еще было хорошо, а мир казался ласковым и справедливым.
От реки тянет оттаявшей тухлятиной и холодом, под ногами скользит подмерзшая влага. Кажется, весна в этом году так никогда и не наступит. Мы ежимся и подозрительно вглядываемся в каждую тень, по широкой дуге обходя кабаки и тому подобные заведения, откуда доносится пьяный смех и грубая музыка. Еще не хватало, чтобы к нам пристали, приняв за компанию малолетних проституток.
Чем ближе мы к цели, тем увереннее шагает Сара, а я пытаюсь понять, где мы, что это за район и как мы доберемся сюда без провожатого. Это небогатый район, сплошь из жилых и доходных домов, где сдаются комнаты. Белье на веревках, ругань из окон. Чем мы ближе, тем упорнее мой разум цепляется за образ топора для рубки мяса, который Юлия положила в карман.
Сара сворачивает в очередной переулок и останавливается у невысокого кирпичного здания. Свет горит в нескольких окнах, но большинство темны.