– Приговор будет обвинительный, все уже решено. Видите ли, осудить вашего сына за убийство «христианского младенца» – крайне выгодно для тех, кто сейчас борется за власть в стране, а дело и так слишком затянулось, больше ждать они не намерены.
– А если найти настоящего преступника? – это уже Сара. Голосок слабый, но столько в нем убежденности.
– Девочка, они уже нашли его, допросили и отпустили, сочтя доказательства незначительными. Вернее, ее.
У меня перехватывает дыхание. Так преступник – женщина?..
– У его друга Марека мать была в банде скупщиков краденого. Мальчишки что‑то не поделили, и Павелек пригрозил, что он сдаст мать друга в полицию. Все указывает на нее, ей даже оправдаться нечем, но следователи решили, что это было бы слишком просто, – с неприязнью усмехается еще один мужской голос. – Гораздо полезней обвинить во всем жида.
– Не смей сквернословить в моем доме, ты, мелкий поц! – напускается на него бабушка Сары. – Ты, Яша, с чего ты таки взял, что Осе… грозит самое страшное?
Сара тихо вскрикивает.
– Да с того, что я знаю, на что способны эти люди, – запальчиво отвечает первый мужчина. – Подобные случаи уже были. Пару лет назад, когда этот бандит Пилсудский и его свора только начинали рваться к власти, они вывезли, казнили и посмертно осудили за шпионаж десятки офицеров, высоких чинов. Они так действуют, потому что это работает.
Пару лет назад погиб мой отец, офицер, воевода. На поле боя, как я думала и только месяц назад осознала, что на тот момент война с большевиками уже закончилась.
«Его убили свои же!» – так выкрикнул новый муж матери в разгар их скандала.
В том проклятом пансионе мы были изолированы от мира, а теперь он обрушился на нас многотонной тушей, угрожая раздавить своим уродством. Наши ссоры, наши войны, наши кукольные трагедии – столь крошечные по сравнению с тем, что происходило и происходит снаружи.
Тех солдат убивали из-за власти.
Моего отца убили из-за власти.
Отца Сары вот-вот отнимут у нее ради чьей‑то власти.
Ногти впиваются в ладони.
Юлия смотрит на меня. Я чувствую давление ее взгляда, но не отвечаю на него.
– И что же нам делать? – обреченно спрашивает пани Бергман после долгой паузы.
– Мы немедленно вызволим его из-под ареста, до того, как его перевезут, – пауза, – через два с половиной часа. Укроем в надежном месте. Возможно, вывезем из страны. Так он, по крайней мере, останется жив.
Снова молчание.
Тяжкий, почти ощутимый в воздухе вздох старой женщины: