– Габи? – окликнула меня Хлоя. – Что с тобой?
Достав из кармана последнюю бутылку водки, я надолго приложился к горлышку. Допив остатки, швырнул пустой сосуд в сторону, глубоко вздохнул и сказал:
– Все просто замечательно.
Разумеется, я солгал. С последней трубки минуло почти два дня, а заначка в сапоге опустела на четверть. На коже словно копошились невидимые блохи, и я потел, невзирая на лютый холод. Но рисковать запасами санктуса не решался: кто знает, долго ли нам брести по проклятой чащобе и когда мне удастся сцедить крови из новой пиявки.
Сколько помню, вампиры вечно портили мне жизнь, но сейчас, когда они срочно понадобились, нам от самого Винфэла не попадалось ни единого порченого.
Неужто там, наверху, на меня так обозлились?
– Твою богу душу мать…
– Не богохульствуй, Диор, – поджав губы, попеняла мальчишке Хлоя.
– Нет, – шепнул он. – Взгляни.
Дорогу нам переходила бледная фигура. Я даже было решил, будто она мне привиделась и это жажда играет со мной злые шутки. Но нет же, он брел, гордый, что твой лорд, через заросли поганок и белоспора.
Олень.
В Зюдхейме погода еще держалась теплая, а на севере водилась живность вроде лисиц и кроликов, но таких величественных созданий я не видал уже много лет. Ростом с меня, поджарый, шкура коричневая, на голове – корона ветвистых рогов. Беллами тут ж схватился за арбалет, а мы все замерли, как изваяния. От мысли о жареной оленине у меня даже жажда прошла.
Я затаил дыхание, пока бард тщательно прицеливался. Наконец звякнула тетива, и болт попал точно в цель – прямо в шею животному.
– Ха! – вскричал Беллами. – Видали?
Однако олень только пошатнулся и посмотрел на нас. Беллами замолчал и чуть не выронил арбалет.
– Твою Богу душу мать…
– Не богохульствуй, Беллами… – шепнула Хлоя.
Вся левая половина зверя была покрыта бледными наростами, связанными кружевом паутинки пустул. Раздутый, налившийся кровью левый глаз чуть не вываливался из глазницы. Олень дрожал, из раны у него на шее текла кровь. Но вот он вздыбился и, вскинув голову, закричал. Вот только – святый Боже! – рот у него раскрылся так, что вместе с челюстью вниз отошла и часть гортани: открылся, подобно бутону кошмарного цветка, усеянный зубами зоб. А уж кричал олень…
Кричал он голосом маленькой девочки. По-человечески.
Я вынул Пьющую Пепел и, перекрикивая этот нечестивый вопль, приказал Беллами:
ebooksa