– И они свою роль сыграли. Не устоял даже этот подонок, закатный плясун. Попомни мои слова, слабокровка: хороший охотник использует слабости врага против него же, а желание – это слабость.
Серорук со вздохом посмотрел в огонь.
– Как мне не хватает этого болтливого старого пса Янника. Это ведь он прозвал меня Сероруком.
– Добрый был охотник, – кивнул Талон. – И друг тоже.
–
Я все еще помнил, с каким ужасом взирал на смерть Янника: настоятель ритуально убил его, а после сбросил в воды реки Мер, пока
– Лучше умереть человеком, чем жить чудовищем, – пробормотал я.
Талон мрачно кивнул:
–
–
Наивысшая истина.
Потрескивали поленья в костре, и Серорук с Талоном молча смотрели в его пламя. Тишина затянулась. Угрюмый и молчаливый Аарон все прикладывался к фляжке. Наконец я заговорил снова, желая нарушить неуютную тишину:
– За что старик Янник прозвал вас Сероруком, наставник?
– Гм-м-м… Что об этом рассказывать, Львенок.
– Знаете, каменщики в Сан-Мишоне, заключили пари: кто узнает ваше настоящее имя, получит недельное жалование просто так.
– Азартные игры – грех, но последний раз, когда я слышал об этом пари, ставка составляла трехдневный заработок.
– Ваша легенда со временем как будто только растет, – улыбнулся я.
– Легенды, они такие, Львенок, но растут они не в ту сторону. Просто человек, поющий свою песню, глух к музыке неба. Как мне услышать глас Божий, когда я влюблен в звучание собственного голоса?
В Сероруке ощущалась спокойная уверенность. Непоколебимая вера. Он не нуждался в смертном признании, не хвалился – ему хватало просто служить Вседержителю и благому, мать его так, Спасителю. Я завидовал этой его смиренности. Но Талон, глядя на наставника, заговорил:
– Тогда я сам расскажу эту историю. Янник поделился ею со мной однажды вечером за кружкой вина.