От джунглей к гостевому дому я продвигался медленно, как часовая стрелка. Хуже всего в такой ситуации – собаки, но их, к счастью, я в округе не приметил.
Передовые страны признали суверенитет побережья Виктории, чтобы обеспечить стабильное производство искусственных мышц. Намного проще, чтобы всеми вопросами распоряжалось одно государство, чем пытаться наладить договоренности между тремя разными.
Вообще говоря, такое чувство, что борьба за независимость началась не очень-то даже по воле местного населения, а скорее как часть большой интриги. Заводы по производству искусственного мяса на берегу Виктории приносили всем трем странам – Кении, Уганде и Танзании – больше денег, чем любой другой регион. Богатые предприниматели возмущались, что правительство тянет из них соки, и когда зароптали вслух, то некоторые – скажем, европейские банкиры – им шепнули: «А что же вы, господа, не объединитесь?»
Когда Америка вступает в войну, из нее даже под пытками не вытянешь, что все дело в нефти. В глазах народа, который с новейшего времени составляет костяк государственной армии, оправдать войну может только строго определенный набор причин. Но здесь, в Африке, не нужны священные стяги, будь то мировая справедливость, стабильность или права человека. На этом материке люди верны жадности, сбиваются в стаи, воюют и грабят – в общем, сохранили средневековые устои во всей красе.
Поэтому ничего удивительного, что богачи с берегов Виктории решились воевать за независимость, как только им нашептали о прибыли.
Подводя итог, предателям по местным правилам живется пока что очень вольготно. Теорией игр установлено, что на ранних этапах симуляционной модели значительное преимущество на стороне эгоистов, а не альтруистов. Проще выживать тем, кто всегда ставит в приоритет сиюминутную выгоду и не считается с партнерами. По мере усложнения модели такие элементы отсеиваются, и общины вырастают из индивидов, которые сотрудничают и друг друга используют. Однако очевидно, что здесь до этой стадии еще жить и жить.
Раньше, наверное, было не так. Но кто-то откатил местный этический код до низшего состояния и следит, чтобы система не усложнялась.
Я пересек газон и слился со стеной дома. Прошел коридором, который вел во внутренний дворик. Он служил переходом между окружающими его комнатами. Там журчал небольшой фонтанчик и высилось несколько пальм.
Таясь на самом виду при максимальных настройках адаптивного камуфляжа, я прильнул к центральной части дома и оттуда следил за коридорами. Порой мимо курсировали солдаты, которые возвращались через внутренний сад, но даже на расстоянии вытянутой руки они ничем не показывали, что заметили меня.
– Добрый вечер, мадам Пол, – услышал я и рефлекторно схватился за нож: человек заговорил прямо напротив меня. Но затем я пригляделся и понял, что он смотрит вверх и здоровается с кем-то на галерее второго этажа.
– Добрый, Мугабе.
Я мгновенно узнал голос.
Именно этот голос рассказывал мне о холокосте. Об эволюционной необходимости совести. О предательстве, по которому она так сокрушается.
Люция Шкроуп.
– Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, намного лучше. Кажется, освоилась. Хотя мне все равно так тяжело смотреть, как здесь живут люди…
– Не переживайте. Вы же приехали из Америки, чтобы облегчить нашу долю.
– Хорошо, если так получится…
– Господин… Прошу прощения, заместитель министра культуры уже лег отдыхать?
Похоже, Люцию здесь считают женой Джона Пола. А может, они правда уже поженились.
ebooksa