Орган геноцида

22
18
20
22
24
26
28
30

Однако, как и сказал доктор, я не знал и не мог знать, испытывала ли она страдания. Не исчезла ли сама способность страдать, ведь от сознания матери остались только бледные следы.

И, конечно, давление. Тиски и тяжесть взгляда, которые вновь начали давить, едва я впервые за много лет переступил порог родного дома.

В самом ли деле я принял решение в интересах матери? К концу похорон от милой сердцу уверенности не осталось и следа, как бы тщательно я ни искал ее по дальним закоулкам души.

В тот миг меня постепенно начала преследовать ужасная мысль: а не убил ли я собственную мать?

5

Пока рассказывал, опустив разве что эпизоды про армию и миссии, я, кажется, четырежды прикладывался к пиву. А Люция вроде бы ни разу.

– Я думаю… ты поступил правильно. По-моему, тебе не надо так сильно переживать и терзаться такими же угрызениями совести, как мне.

Профессиональная выучка возобладала и не дала пролиться потоку уже готовых сорваться с языка слов. Я в них чуть не захлебнулся. Не стоило давать себе волю и стравливать даже разумную долю скопившегося пара. С одной виной смешалось множество других грехов, и все они взбухли внутри. Меня чуть ими не стошнило, но тут ожила выучка и хладнокровие профессионала, которые помогли справиться с позывом.

Я убил мать. Убил бывшего бригадного генерала. Убил солдат-патрульных. Оставил умирать людей, попавших в машину геноцида.

Люция, не прощай меня. На моей совести много такого, в чем я не признался. Я убил больше людей, чем ты даже представить в состоянии, а следующим убью твоего бывшего любовника. Поэтому не прощай. Так я хоть чего-то стою.

– Спасибо на добром слове, – ответил я. Я умею обезболить душу, которая разрывается на клочки, чем и воспользовался. Именно так я обрекаю на гибель одних детей и убиваю других – тех, которые попали в прицел винтовки. Поэтому красный цветок, распустившийся на затылке у девочки, и выпущенные кишки мальчишки пробили душу насквозь, не всколыхнув ее.

– Ты знал, что будешь страдать. От того, что велишь остановить терапию. Но все равно принял это решение. Ради нее. Тут нет твоей вины. Ведь ты хотел матери как лучше.

– Не уверен…

– Люди рождены на свет не для того, чтобы низвергнуться в пучины ада. По большей части – для того, чтобы вершить добрые дела.

– Люция, я думал, ты атеистка! – удивился я, когда запахло высшими материями.

– Религия тут ни при чем. Я в исключительно эволюционном смысле.

– Эволюционном?

– По большей части человек собран не по адской комплектации. И не только человек. Из разнообразия животного мира с неизбежностью следует биологическая тенденция к альтруизму.

– Дарвин в теории эволюции говорит о приспособлении и отборе. О войне выживших. Естественно предположить, что для достижения высшей цели, закрепления собственного вида, в первую очередь животное думает о собственной безопасности.

– Нет. Представь рой насекомых. Многие виды давно преодолели индивидуальный уровень и трудятся на благо роя. Скажем, пчелы, когда выпускают жало для защиты гнезда, погибают. Они отдают собственную жизнь ради безопасности роя или даже всего вида.