С трудом перекатившись на левый бок, Рунд уставилась на влажные темные камни. Голод больше не мучил, зато сердце дергалось в груди, как бешеная собака на привязи. От всей души понадеявшись, что Бёв не найдет в пещере достаточно острого камня и не проломит ей во сне голову, Рунд решила последовать совету Горика и отдохнуть.
«Если выбор невелик, прими решение, приносящее меньше горя».
Это говорила Дацин, и раз уж старухе удалось прожить с такой философией больше семидесяти лет, то и у Рунд есть надежда.
– Ты пойдешь первым.
Петра ткнул палкой в спину Бёва, и тот едва не упал на пол, ускользающий в темноту узкого лаза. Неожиданная доброжелательность, которую снискала Рунд, не распространялась на другого пленника. Ночью Рунд постоянно просыпалась в тревоге – казалось, она слышит, как на четвереньках подбирается друг, как, примеряясь, заносит над ней булыжник. Сорванный сульд, видения – для Бёва все было очевидно: скверна, та самая, которой так пугали тацианцы, нашла себе новый сосуд. И Рунд, одержимая духами, нуждалась в спасении.
А спасали тахери только одним способом – даря свободу через смерть.
– На. – Горик сунул в руки Бёва зажженный факел и ткнул во мрак. – Иди.
– Почему я? – Голос друга шелестел, словно прошлогодняя засохшая листва. Слабый, едва слышный.
– Потому что я тебе не доверяю, – пояснил Петра и еще раз воспользовался палкой, на этот раз ударив Бёва по ногам. – Никто из нас не доверяет. Кроме, может быть, твоей подружки.
– Я могу сбежать, – Бёв оглянулся и посмотрел на Рунд, – как и она.
Горик расхохотался, и пещера раздробила его смех на десяток веселящихся голосов.
– Можешь попробовать. Но помни, что каменное брюхо великана ненасытно. – Фед подошел и встал рядом с братом. – А тьма коварна. Она заведет в такие места, откуда ты никогда не выберешься. Мертвые короли любят самонадеянных дураков.
– Фед у нас ученый, – пояснил Горик, – раньше служил в городе писарем. Даже читать умеет. Так что можешь ему поверить. Давай поторапливайся. Нечего зазря топтаться. И ты. – Горик повернулся к Рунд, и она едва пересилила желание вжать голову в плечи. Мужик возвышался над ней, огромный, как медведь. Но смотрел если не добродушно, то снисходительно. – И ты, костля, подтяни штаны и ступай за мной. И не сворачивай никуда, даже если что-то померещится или послышится. Древнее это место, злое. Пустое тело – тело без души. Все здесь передохли давно, еще до падения воронов. Сейчас мы стоим точно у заднего прохода, а попасть нам нужно в сердце. – Горик снова захохотал.
К поясу Бёва привязали веревку, и конец ее держал Горик. Другой рукой он сжимал оголовье короткого меча, раньше принадлежавшего Шиму. Рунд собирался вести в поводу Мушка, а Петра и Фед замыкали невеселую процессию. Сегодня Мушка меньше обычного кривлялся и не говорил сам с собой – наверное, дорога сквозь гору пугала и его.
– Вы раньше ходили этой тропой? – Рунд постаралась скрыть беспокойство, но голос все равно задрожал. Грозная воительница, конечно. Трусиха, каких поискать.
– Да не ссы, костля, – Горик неожиданно взлохматил ее короткие волосы, – ходили, и не раз. Только вот не все проходили от начала до конца. Бывало, войдут пятеро, а дойдут трое. Уж как повезет!
И, снова захохотав, Горик отвесил Бёву увесистый пинок, загоняя парня во мрак. Пламя дрогнуло, лизнуло стену и исчезло за первым поворотом. Мушка пинать Рунд не стал, только дернул за веревку, показывая – пора. «Да чего я боюсь, в самом деле», – рассердилась на себя Рунд и пошла вперед. Гора радостно дохнула в лицо сыростью и холодом и с хрустом камней под ногами пожрала их без остатка.
Идти во мраке оказалось не страшно, скорее тоскливо. Рунд никак не могла отделаться от мысли, что они двигаются по прямой кишке, как дерьмо, только в обратном направлении. И гора им была не рада, просто затаилась на время. Свет от факела в руках Бёва скользил по влажным стенам, отражался в кристаллах, острыми пиками торчащих из горной породы. Совсем как оскаленные зубы во рту. Рунд старалась идти, не касаясь боков узкого прохода. Петра же освещал негостеприимное нутро, плетясь в хвосте отряда, и беспрестанно ругался, когда ноги его находили во тьме камни и спотыкались о них. Мушка шептал какие-то стихи: или молился, или взывал к пробудившимся богам.
Рунд шла молча и больше всего боялась того, что к ней могут вернуться видения. Исходить слюной и кровью еще раз она была не готова. И особенно – здесь, где ничто не помешает Бёву втихую подобраться к ней и покончить со всеми ее страданиями. Вероятно, оно бы и к лучшему. Голову терзала тупая боль, и Рунд иногда вело из стороны в сторону, как пьяную. Сейчас не помешало бы напиться в самом деле.
Иногда они натыкались на развилки, и тогда Горик указывал Бёву – и пинками, и словами – в каком направлении надо идти дальше. Дорога уходила то вверх, то вниз, стены отодвигались и снова плотно подступали. Очень долго пришлось идти по столь узкому лазу, что Рунд, никогда прежде не боявшаяся закрытых комнат, испытала панику. Потолок скреб по макушке, а для преодоления отдельных участков и вовсе пришлось сгибаться пополам. Воздух застревал в горле, не желая идти в легкие. Сердце стучало, как барабан. Представив нависающую над ними громаду горы, которая без лишних усилий может раздавить их во время обвала, Рунд содрогнулась. Боги решили сполна отплатить ей за прежние поступки. Споткнувшись об очередной выступ, Рунд едва не улетела вперед головой.