Неведомый

«Я ведь могу их убить. Одного за другим, как меня учили. Взять хотя бы Мушку, – тигори как раз приблизился к воде и навис над ней, будто готовился окунуться, – столкнуть его в сраное озеро, схватить меч и отрубить пару голов. А дальше?» Обратной дороги Рунд не запомнила. Пещера имела сразу несколько выходов – и какой из них выбрать, Рунд, конечно же, понятия не имела. Да и Бёв – что с ним? Пришлось бы убить и его вместе с остальными. А после сдаться на милость каменной туши. Рунд представила себя блуждающей по темным коридорам, умирающей от голода и воющей в пустоте, и содрогнулась.

– Ничего не выйдет. Можешь даже не пытаться, только сделаешь свою смерть мучительной. А король, если повезет, тебя и пощадит. – Горик, оказывается, все это время внимательно за ней наблюдал и теперь усмехался в косматую бороду. С наслаждением почесав ее, мужик продолжил: – Он добрый, Дамадар. Грозный порой, да, но справедливый. Если ты пригодишься, даже бить не станут. Ну, не покалечат точно.

Рунд фыркнула. В заботу королей она верила слабо – как и в заботу людей в целом: большинство из них несли разрушение, боль и обиды, но никак не доброту и тепло. Даже Бёв. Возможно, конечно, Рунд с ними не везло. Но, скорее всего, хороших людей просто не осталось на свете. Боги забрали их, оставив гулять по земле дурное семя.

Никому не хочется окружать себя негодяями, и уж тем более – высшим силам.

– Припасы заканчиваются. Нужно двигаться быстрее. – Петра ворошил заплечные сумки и перемежал это нехитрое действо глотками из фляги, которую ему одолжил Горик. – Зря не прирезали хоть одного коня, сейчас бы нажарили мясца.

Рунд вспомнила тела, сжигаемые на кострах около Горта, и запах, источаемый мертвецами, и отвернулась, чтобы скрыть дурноту. Свет факелов плясал на стенах, и в этом танце виднелись выточенные в камне черепа и пустые глазницы. Неужели ее отец сам убил всех тех людей? Детей.

«Чем ты от него теперь отличаешься, милочка?» – Рунд посмотрела на свои дрожащие руки. Бледные, с тонкими паучьими пальцами, они должны были дарить жизнь, не смерть. Сколько Рунд их ни терла, ничто не помогало изгнать прикосновение теплого детского тела. Доверчивое, тихое, оно впиталось под кожу. Смерть лизнула ее руки, оставив навеки свою метку.

Рунд обернулась. Озеро застывшей кляксой темнело позади нее, и Мушка больше не стоял рядом. Он помогал Петре перебирать вещи, ссутулив плечи так, словно еды у них не осталось по его вине. Фед затянулся трубкой и выпускал во тьму призрачные дымовые кольца – Рунд наблюдала за тем, как они растворялись в холодном воздухе, и думала, что многое отдала бы за щепотку табака. Но просить не решалась. Бёв шевелился и украдкой растирал шею связанными руками, делая вид, что ему ни до кого нет дела.

Камни шуршали под сапогами, но никто не обращал на Рунд внимания. Как и сказал Горик, бежать ей некуда, если только она не была дурой или сумасшедшей.

«У озера нет дна», – прошептал Фед.

Вход в Изнанку, и его сторожат мертвые короли – тяжкое посмертное бремя. Даже покойникам приходится несладко – живые продолжают докучать им своими глупыми просьбами. Одна такая имелась и у Рунд.

Подойдя к самой кромке, Рунд присела на корточки и вгляделась в темную спокойную воду, как смотрел Мушка незадолго до нее. Попыталась поймать собственное отражение, но зеркальная гладь отталкивала ее, оставаясь надменно-невозмутимой.

«Ты нам не нужна, – говорило оно. – Твой час еще не настал».

Клеймо, оставленное наставником Гатру на лопатке, зачесалось. Метка, которую любой, знающий тацианскую вязь, мог прочитать. «Собственность империи». Рунд вспомнила свою первую ночь в Паучьей крепости, когда все они – дети, принесенные в жертву императору, – стояли нагишом в общем зале. Там оказалось так же холодно, и нечем было укрыться. Пальцы на ногах и руках онемели, и кто-то, не выдержав, плакал или просился домой. Рунд молчала, стиснув зубы. Дом ее предал и, сколько бы она его ни любила, не ждал обратно.

– Мы приходим в наш мир голыми. Потерявшими все, что имели в прошлой жизни. Мы рождаемся под сенью разных богов, но все они ложны. Это не боги, а монстры, прорвавшиеся из теневой завесы, из туманного края. Обманом они заняли умы и сердца легковерных людей. Есть только один бог. И поскольку вам повезло появиться в его руках, он вас простит, если попросите. Но предстать перед ним вы должны свободными – от старых мыслей, верований и вещей. Нагими, чтобы избавиться от скверны.

После речи служители разожгли громадный очаг, из которого, как оголовье меча, торчала длинная железная палка. Рунд не сводила с нее глаз до тех пор, пока та не оказалась за спиной и не причинила боль. Сейчас, спустя годы, Рунд могла позволить себе улыбнуться и увидеть во всем этом какой-то злой рок. Огонь стремился уничтожить ее с самого рождения, вот досада.

Рунд задумалась, и озеро затуманилось перед глазами, окутанное давними воспоминаниями. И потому она не сразу заметила замерцавший в воде огонек. Рунд оглянулась, ожидая увидеть позади кого-то с факелом в руках. Но нет – все по-прежнему занимались своими делами и даже не смотрели в ее сторону.

А вода поблескивала уже не одной, а несколькими искорками.

Тусклые, они плавали под темной толщей, как зажженные свечи, и манили за собой не хуже болотных обманок. Рунд наклонилась ниже, но так, чтобы лицо ее не коснулось озерной глади. Провела ладонью – ни вода не дрогнула, ни пламя. Огоньки походили на танцующие звезды. Они то приближались, то отдалялись и безмолвно звали за собой. На мгновение Рунд захотелось последовать за ними – чем не выход? Утонуть, отправиться за Стену. Встретиться с матерью – вдруг она окажется лучше отца? Представив, как ее обнимают незнакомые, но родные и теплые руки, Рунд улыбнулась и закрыла глаз.

«Правильно, – сказала смерть и ласково погладила ее по встрепанным волосам. – Умная девочка, ты делаешь верный выбор. Они тебя ждут».