Вернувшиеся

Ударившись спиной и затылком, Степан почувствовал, как голова взорвалась болью.

«Вот и смерть пришла», – промелькнуло в меркнущем сознании.

Перед тем, как погрузиться в прохладное, будто речные волны, забытье, Степан успел увидеть, как распахнулась входная дверь. Ни дубовые доски, из которых она была сделана, ни тяжелый засов не остановили того, кто появился на пороге и шагнул в комнату.

Петр, возле которого очутились теперь уже два порождения ада, закричал тонким, бабьим голосом и закрыл лицо руками.

Но эта жалкая попытка спастись не могла помочь ему.

Глава восьмая

На лицо Степану упала теплая капля, и в сознании сверкнула мысль: лобаста! Склонилась над ним, тянет мокрые сморщенные белые руки, хочет ухватить!

Он с воплем открыл глаза, уже почти видя омерзительную нежить подле себя, но тут понял: никакое это не речное чудище. На полу, положив Степанову голову к себе на колени, сидела Анюта. А капля упала – это слеза, потому что Анюта плакала.

– Что? – только и спросил Степан. Хотел встать, но голова закружилась так сильно, что он повалился обратно, перед глазами засверкали разноцветные всполохи.

– Очнулся, слава тебе боженька! – всхлипнула Анюта и поцеловала Степана в лоб.

Как ни была трагична и ужасна окружающая обстановка, этот поцелуй всю душу Степану перевернул, словно огнем опалил. Однако уже в следующую минуту ему стало не до нахлынувших чувств, потому что Анюта зарыдала в голос.

– Ой, горе! – причитала она. – Как же это!

Степан сделал новую, на сей раз более осторожную попытку приподняться. Головокружение оказалось не таким сильным, он смог сесть и осмотреться. Степан лежал у стены – там, куда лобаста и швырнула его, как тряпичную куклу. Дверь была нараспашку, окно зияло провалом, в проем лился сизый рассвет. Солнце уже всходило, ночь миновала.

Жутких тварей не было, как не было и Петра.

На полу возле двери, вытянув ноги, сидела Марфа и смотрела перед собой бессмысленным блуждающим взглядом.

– Петр, – хрипло проговорил Степан, – куда он делся?

– А забрали его, – неожиданно отозвалась Марфа и засмеялась.

От этого хохота – безумного, каркающего, в котором радости было не больше, чем воды в сухой деревяшке, у Степана мороз пошел по коже.

– Забрали? – Он поглядел на Анюту.

Та прикусила губу, чтобы снова не расплакаться, и ничего не ответила.