Васиньчук тоже встал.
— Не примешь?..
— Но! О чем говорить!
И, уже с открытой издевкой, холодно и веско упало в тишину вечера:
— Прогул не забывай!
Александра резко обернулась и рассмеялась, почти захохотала тем же диковатым смехом, с каким она проводила с речной поляны Бояркина. Внезапно, оборвав смех, заговорила веселой скороговоркой:
— Как забыть! Это ребятишки… Жрать им подавай и подавай… Вот и прогуляла… А ты пиши, пиши бумагу, не давай прогульщице спуску — время военное…
Если бы Васиньчук заглянул в эту минуту Александре в глаза, он увидел бы в них нечто странное, пугающее.
— Ты чево разошлась? После будет не до смеху…
— Какой смех — тихая, тихая буду, ни звука… Не стращай. Главный-то судья над собой — это я сама да Бог…
— Гляди-и, тебе жить!
И не хотела Александра, да вырвалось из нее:
— А может и не жить!
И все же она произнесла эти слова таким тоном, будто и вправду жило в ней это как желание, как давно обдуманное уже решение.
Она уходила быстро. Узкий коридор между шпал все сжимал и сжимал ее, наконец, красное пятно кофты совсем растворилось в темнеющей, вечерней желтизне дерева…
Так уж заведено было в войну, что перед приводом первой баржи давался лоскутовцам выходной. Падал он то на самый канун Первомая, то на день праздника, а в этот год, кажется, только пятого числа густо обревел низкие обские берега буксир «Щетинкин» с его высокой, гордо посаженной трубой.
Многое завершалось к этому дню на шпалозаводе. Под всем зимним как бы подводилась хорошая раздельная черта. К открытию навигации кончался шпальник для распиловки, кончался и ремонт бревнотаски, успевали даже очистить черную биржу для табаровки нового, вытащенного из воды леса. И само собой выпадала эта наградная передышка для лоскутовцев. А еще разрешало начальство ее и потому, что в май да в июнь точно маяться людям. Одну за другой будут приводить огромные палубные баржи — давай, гни спинушки, заводские работяги! Только к осени, к зиме и забудут их плечи, что такое она, шпала, о которой сложилась в поселке невеселая, конечно, частушка:
Ведь они, похоже, не знали куда девать себя, лоскутовцы, в этот долгий бездельный день. В иное-то время каждому бы нашлась работа. А ныне огород копать рано, мелкая же будняя домашняя управа справлялась походя. Вот потерянно и мыкались туда-сюда мужики. Ходили «подровняться» к парикмахеру, дымили самокрутками на завалинах, спали всласть или уж «мешали» своим хозяйкам в бараках…
Весь день Александра за поселком у этих маленьких безымянных озер, что мягко растеклись между широких ровных луговин. Всегда разные эти озера. Открытые глазу весной и осенью, летом они обрастают густой зеленой осокой, покрываются глянцевитыми листьями кувшинок и ряской, а их сонный покой терпеливо сторожат старые раскидистые ветлы да робкие осины, что и в безветрии тревожатся за невидимые тайности безмятежных стоячих вод.
Безветренно, солнечно за поселком — настала та удивительная пора благорастворения, когда уже задышала теплом и начала парить земля, когда тронулись по деревам соки и когда сам воздух густо напоен могучей силой пробуждающейся жизни.
ebooksa