Ладно, поделом ей страдать. А Матвею за что? За что его-то солдатской святости мучиться? Это ли заслужил, когда за нее, за детей, за все мыслимое добро ушел на фронт. Да… Не скоро кончится для мужа война и та еще война впридачу, которая живет в каждом человеке как непрестанное борение добра и зла.
Как это Верка пела?
Ой, Саня, как душа у тебя изливается, каким складным словом… Что же ты, баба, наделала! Как же ты был прав, родитель, когда говорил: «Вперед вымчато, да назад-то замчато».
Мучилась Александра и все больше уступала тому, о чем она думала уже с каким-то зовущим любопытством, что стало бы для нее желанным завершением всего.
Здесь, у поселка, тянулась черная полоса огородов подсобного хозяйства сплавконторы, на копани и встретила она немку Ляуб. Женщина ковыряла лопатой землю, искала прошлогоднюю картошку. Несколько черных раскисших комков уже лежало в ржавом жестяном ведре.
Эрна еще больше похудела к весне, платье и черный мужской пиджак на ней болтались, как на колу.
Снова невольная жалость кольнула Александру: чем только держатся эти немцы?
Помнятся саратовцы… Трудно обвыкали они на обских и чулымских берегах, трудно по-вековечному, вкоренившемуся, недоверию к европейцам принимали и сибиряки чужаков по крови, по вере и языку. Не сразу и Александра приняла незванных насельников, нужно было время, чтобы увидеть, понять, что этих несчастных война истязает куда безжалостней. Время, а потом и извечная русская отзывчивость сблизили разных людей.
Второй год они работали вместе, и Ляуб давно поняла Лучинину. Эта здоровая таежная красавица, немногословная, замкнутая даже, была, оказывается, сама доброта.
Доброта одинаково говорит на всех языках, доходит до любого сердца. Александра всегда улыбалась и заговаривала первой, ей всегда нужно было как-то ободрить немку.
— Здравствуй, Эрна! Вот так, по картовочке, по картовочке и наберешь… Киндеры как?
— Плёхо, плёхо…
— Потерпите малость. Скоро лук полевой на лугах вымахает, рыбачить ребятишки побегут…
— Ты на охот биль? — Ляуб не пересилила себя, не смогла скрыть зависти, которая мелькнула в ее тихих глазах.
Александра перехватила этот взгляд, смутилась, будто ее уличили в чем-то нехорошем. Суетно выдернула двух уток, огладила им перышки. Что ты, баба… Да с тем и подошла, чтобы дать!
— Держи, Эрна! Ребятишкам!
Немка отшатнулась, испугавшись такой щедрости, вскинула сухие морщинистые руки.
— Нэт, нэт!
Так и хотелось Александре спроста рявкнуть на Ляуб. Гляди-и, фрау еще и гордость свою показывает! Ведь от чистого сердца…
— Чево ты уставилась на меня, как гусыня на зарево… Возьми, у меня много, видишь! — почти просила Александра.
ebooksa