Уже у свертка к крайнему дому на дорогу выскочили двое мальчишек. Ухватились за полы серых шинелей, восхищенно заглядывали в глаза.
— Дяденьки, орденов много?
— Есть и знаем, где взять! — теплел черными глазами Степан.
— Покажь, а дядь.
Степан остановился, охотно распахнул верх шинели.
— Вот эт-та да-а… Блескучие какие!
К Андрею ласкался острыми глазенками совсем малыш. В большой шапке, в рваной шубейке поймался за руку, тянул вверх худенькую шею.
— Дядь, ты моево тятьку тама не видел? Пропал наш тятька, ни слуху ни духу нету, а мамонька все плачет…
К горлу Андрея подкатил плотный, щемящий комок. Он весь замер от жалости к парнишке, едва остановил подступившие слезы, едва поднял до бодрости какой-то чужой, ломающийся голос:
— Придет твой тятька, обязательно вернется. Я тоже терялся без вести, а потом нашелся. Вот, домой топаю!
Андрей сунул в руки счастливо-оторопелого мальчишки складной ножик.
— На-ка, возьми — сгодится!
— Это мне-е…
— Тебе, тебе! Фронтовой, ты береги…
Мальчишка, кажется, задохнулся от радости. Легким зайчиком отлетел, засверкал кожаными запятниками больших пимишек. Уже от своей калитки вспомнил, обернулся и закричал:
— Спасибо, дядя-я…
Еловая лапа на воротном столбе уже пожелтела, побурела на вешнем солнце. В большой пустынной ограде и в старом покосившемся доме — всюду видимое запущение, то самое запущение во всем, которое сразу говорит об отсутствии заботного хозяина.
Внутри дом сразу захватил какой-то недоброй глухой тишиной. Хозяйка не отозвалась, когда Степан и Андрей перешагнули через высокий порог. Молча свесила худые босые ноги с печи, скособочила седую непокрытую голову, потом неловко, боком, спустилась на пол. Черная кофта и длиннополая юбка болтались на ее исхудавшем теле.
— Ково Бог принес, сердешные? — Соловьиха, наконец, пригляделась, коротко ойкнула. — Ребятушки-и… Да вы чьи, знать-то, чужедальни?
— Дальние, баушка, — отозвался Степан, снял котомку с Андрея, с себя и присел у окна на лавку. — На ночлег пустишь?
ebooksa