Чулымские повести

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты гляди-и… Девка-то подкована…

— Раз уж мы победители — значит не лыком шиты! — гордо отозвалась Стеша. — Живем в тайге, а газеты читаем, понимаем что к чему. Да это каждый школьник у нас знает — про битву Александра Невского, про другие бои…

— Все так… — Степан поднял воротник шинели и вдруг затосковал голосом. — Не знаю, как вон Андрей, а я после фронта в госпитале как-то вспомнил, что и у врагов те же глаза, руки, ноги и что каждый немец человек же! И каждого убитого мной жена, мать или там девчонка ждала. Помню, весна, вербы уж распушились, такой тихий час выдался. А окопы немецкие рядышком. И вот на губной гармошке немец заиграл. Что бы, казалось, та гармошка, а ведь душу, стервец, рвал и нашим солдатам. Помню, больно вспомнилось тогда о жизни, и впервые я смерти испугался. Так жить захотелось, жить как-то долго, чисто…

— Я понимаю… — тихо, робко повторилась Стеша. — И мягко посоветовала: — Ты, солдатик, голову-то шибко не забивай этим, не трави себя.

— Слышишь, Андрей! — Степан торопливо свертывал цигарку, искоса поглядывал на Стешу. — Вот случись — и другие с таким же благим советом! А скорей всево ласковой ручкой по плечу: победитель, ура победителю. За ордена, за медали будут хвалить взахлеб. А мне бы забытье в душу, не помнить бы ту кровь на себе, она, оказывается, липкая чужая-то кровушка. Не мучиться бы мне! Да не-ет… И в чулымской тайге не спрятаться… Знать, долго, поди-ка всю жизнь будем мы о войне, о пролитой крови говорить…

Андрей лежал затаившись. Слова Степана жгли голову. «Зачем он со всем этим к первой попавшейся девке. Значит, кричит это в нем — кричит и мучит взаправду. Вона, как, оказывается, войной-то потрясен. До чего додумался в госпитале — башковитый чалдон! — с испугом удивлялся Андрей. — Мне-то этим пока в голову не ударило. А и пронеси мимо, буревая!»

Вслух же Андрей сказал. Сказал нарочито легко, беззаботно:

— Давайте-ка свернем в разговоре в сторонку. Вечер, красота-то какая…

Степан опомнился. Правда, куда его повело. Не надо это девчонке. Он пригляделся к Стеше, в сумерках ее задумчивое лицо стало каким-то особенно мягким, теплым. Едва он подумал об этом, как снова на него накатило то прежнее безотчетное веселье.

— Вы, Стеша, в каких будете видах?

— Как это?

Степан подмигнул Андрею, они лежали лицом к лицу.

— Я хотел спросить, выяснить… девица вы или уже в замужестве законном? Вопрос вопросов: какой линии мне держаться?

— А девка я, девка! Да зачем это тебе?

— Одесса-мама…

— Вы в Одессе воевали? — опять посерьёзнела Стеша.

— Нет, не довелось нам в Одессах, — вздохнул Степан. — Это была такая скорая поговорочка моего лейтенанта. Очень культурный товарищ: стихи в армейскую газету писал, о литературе мне говорил — просвещал при случае. Где он теперь, лейтенант Иван Белов… Ладно! Что касается вас, Стеша, беру на заметку. Вдруг да клинья подбивать начну. Я, может, из тех самых: пришел, увидел, полюбил. Посватаю, пойдешь замуж?

Лицо Стеши озадачилось. Она игриво помахала варежкой.

— Ну, прибаутник! А что, ужель приглянулась?

— А всеми статями! И по ладам, и по розвязи, как говорил великий Антон Чехов. Андрей, где так сказал Чехов?