Чулымские повести

22
18
20
22
24
26
28
30

Степан успокаивал Буланку, Стеша вывела дымящиеся гильзы, еще теплые, подбросила на ладони, подняла торжественное лицо.

— Что же, ребята. Теперь вас уже и поздравить можно, войне-то подходит ко-онец. Спасибо за Победу!

Степан и Андрей как-то не ожидали, что Стеша заговорит так взволнованно, так горячо. Умаслила, всколыхнула девка сердца вчерашних солдат, загорелись они глазами. Постояли, помолчали, каждый думая о своем. Наконец Степан решился, заговорил просяще.

— Ну, Стеша… А, может, с разбегу к нам махнем. На смотрины…

Стеша, было, потянула губы в манящей улыбке, но тут же посерьезнела лицом. Поправила на голове шапку, уняла захватившее ее волнение.

— Нет, Степа. Сам знаешь, не водится так по нашей сторонке. Поживи дома, отдохни, обдумай, отцу-матери объяви. А уж тогда — тогда и милости просим к моему батюшке. Пойми, как же я так, чтобы родителей не уважить. Верно, Андрей?

— Все честь-честью должно быть.

— Вот, золотые слова и вовремя сказаны! — Степан картинно приподнялся на носки сапог, еще раз примерился к девушке глазами и хакнул сильным выдохом.

— Обидно, досадно, да ладно! Жди, Стеша. Живы будем, не помрем — мы вас к себе заберем. И скоро заберем!

Стеша ответила ему долгим зазывным взглядом.

Уже из сосняка они обернулись. Лошади ушли недалеко. На передних санях стояла Стеша и все еще махала своей черной варежкой.

И Трифон тоже, оказывается, махал парням слабой стариковской рукой.

Две крупные лайки желтыми тенями метнулись по водянистому снегу, и не сразу грозный мужской окрик остановил их, не сразу утишил грозное ворчание.

— Назад! На место, дьяволы!

От глухой калитки большого пятистенного дома к солдатам кинулись двое. Андрей едва успел разглядеть рослого, широкого мужика с короткой черной бородой и слезные глаза дрожащей от волнения женщины.

— Степша-а, ёканый бабай!!! — восторженно взревел мужик. Он по-медвежьи обхватил сына и ткнулся крепкой бородой в его лицо.

Мать терпеливо дожидалась, когда отец отпустит сына, молодо вспыхивала светлыми глазами. Наконец и она упала на грудь Степана, затряслась в радостном, причетном плаче.

— Возвернулся, довел Господь. Да кровинушка ты моя родная, да ненаглядный ты мо-ой…

— Будя, будя, — загудел мужик. — Ревешь, как по покойнику!

Степан не сразу вспомнил про Андрея. Обернулся, заторопился со словом.