Чулымские повести

22
18
20
22
24
26
28
30

— Сама держусь, да и батюшка у меня строгий. В нашей родове такого не было, чтобы девка брюхатела. Мы Высоковы пишемся!

— Большая семья?

— Нет, пятеро всех-то. Я — старшая из детей. Младшие — крепенькие ребята, лобаны.

Степан выпрямился, встал на колени, потом присел на отводину поближе к Стеше. Что-то тише и тише заговорили они, может, сочли, что Андрей задремал, а то и уснул.

Андрей подремывал. Хорошо, покойно лежалось ему на мягком сене. Он отвернулся от попутчиков, поглядывал на темнеющий лес, на густое низкое небо, слушал ленивый визг полозьев, слушал, как идет лошадь, как она живая, потная всхрапывает, мотает тяжелой головой, как ставит крепкую ногу в слабую, уже податливую твердь дороги. Так давно он не слышал всего этого, такого понятного и мирного. Как давно не ощущал векового покоя родной тайги в такую вот теплую апрельскую ночь. Да, подлинно надо в рубашке родиться, чтобы выйти живым из пекла войны и ехать домой, ехать именно в санях и слушать согласный шепот молодых о своем скором счастье…

3.

На трактовый станок они приехали поздней ночью.

Тут, в старом сосняке, еще лежали почти свежие снега и сейчас мягко светились под луной.

Рванули тишину хриплые басы собак, вскоре в ставнях приземистого дома означились нити желтого света, глухо ухнула тяжелая набухшая дверь.

— Кого Бог даст?

— Да это я, Стеша! Я ночевала у вас, дядя Игнат.

Сенная дверь распахнулась, и на широкое крыльцо вышел здоровенный мужик с фонарем. Он скоро унял собак, загнал их куда-то и подошел к лошадям.

— Каково упарились, бедные… Коней, Степанида, сама во двор заводи, ставь на старое место. Попоны там же, в углу лежат. Эй, Трифон-обозник, уснул ты, старый! А это кто таковы? — полюбопытствовал Игнат, увидев поднявшихся с дровен парней. Он поднял фонарь над головой. — Ба-атюшки-светы… Здорово, здорово, братцы! Две новых радости на Чулым — слава те Богу.

— Вот, женишков везу… — Стеша вытирала мокрые бока Буланки жгутом сена. — Навалялись в госпиталях — хватит, пора их и в работы определять, в лесную кадру. Верно, дядя Игнат?

— Верней некуда! — весело согласился хозяин станка.

Завели лошадей в конюшню, сбрую снимали втроем. Игнат терпеливо светил, показывал куда повесить хомуты.

— А я тебя раньше ждал, Степанида.

— Так, дорога-то, дядя Игнат. То и поехали в ночь. Хоть немного, а все подморозило. Дедушку у меня растрясло совсем.

— Тоже мне, нашли ково послать. Ему ли в обозники! Трифон, ты там не все еще углы обошел… Гляди, я с тобой в прятышки играть не буду. Ну, пошли, Степанида, до тепла. Братцы, поворачивай к крыльцу!

Андрей и Степан, однако, задержались на улице.

Андрей попросил: