Чулымские повести

22
18
20
22
24
26
28
30

Именно розовый халат на Кольше как-то поджигал Варю.

У нее не было брата старше или брата близкого по возрасту. Будь эти братья, она давно бы ко многому мужскому исподволь присмотрелась и, наверное, не объявлялось бы в ней это жадное любопытство. Может быть, всплыла в ней глубинная намеренность, дерзкое желание узнать о своем женском воздействии на парня…

Она стирала раздетой. В банной жаре не надевать же чистую рубаху из мешка. Это уже после работы, как сполоснется водичкой напоследок.

Варя позвала Кольшу, крикнула принести воды.

Он тотчас принес два ведра, поставил их на щелястый пол предбанника. Она услышала, как коротко звякнули дужки ведер, как Кольша облегченно вздохнул.

— Дверь-то от комаров закрыла — заходи!

Он толкнул плечом дверь, но вспомнил, что она открывается на улицу, в предбанник… В своей простоте Кольша и не подумал, что Варя может предстать перед ним совершенно голой. Вырос в деревне, где раздетость детей, подростков на речке летним днем или в своей семье перед сном не будили ни постыдных мыслей, ни похотливых желаний. Кольша сжился за эти дни с Варей, она стала для него товарищем, не вызывала почти ничего, кроме сердечной благодарности.

Увидел не костлявую, скучную телом девчонку, в которой едва только еще угадывается соблазнительное будущее, а женщину — все женское так и выпирало перед ним. Кольша стоял какой-то не свой, оглушенный наготой. Он не догадался сразу уйти, медленно еще раз оглядел огненное после пара тело Вари, наконец-то уяснил, кто перед ним, хотел выскочить из бани, но тут уж она властно привлекла его, растерянного, к себе.

— Стой-постой, молодец баской. Я тут расхабарилась…

Кольша почувствовал жаркую влажность, впервые особо взволновался своим телом, напрягся в мелкой внутренней дрожи.

Будто ледяной колодезной водой облила его Варя.

— Остынь, жеребеночек… — И мягко оттолкнула от себя Кольшу. — Ты ж говорил, что у тебя еще женилка не выросла…

Уже явно оскорбленный, Кольша спросил глухо:

— Еще воды?

Варя медленно приходила в себя, коротко засмеялась, глядя, как он торопливо запахивает внизу полы халатика.

— Дурашка-а… Ты на что подумал — не надо! — И заботно спросила: — Как уха у хозяйки?

— Дак, тебя ждем! — спасительно ухватился Кольша за слова Вари и тотчас ушел, чтобы в тиши и одиночестве пережить это первое свое мужское волнение — такое странное, разом обессилившее его.

«Ишь ты-ы, разголилась… — ругнула себя Варя. — Росомаха ты толстомясая… А как бы совратила парнишечку. Сама налилась похотью и его, однако, растравила. Плетью бы тебя, Варька, гнать от самой Сусловой. Ага, выбить бы из тебя эту дурь!»

11.

Ужинали уже при лампе.

Кухонный столик едва вмещал наставленное. Дымилась в тарелках уха, сваренная рыба горкой белела на медном подносе. Перья зеленого лука, тугие малосольные огурцы, жареная картошка — Кольша давно не видел такого обилия еды. Зажмурился, вдохнул запахи, что плавали в кухне — ему показалось на мгновенье, что сидит он сейчас за домашним столом и это ласковые, такие родные руки матери заботливо обносят каждого из семьи той дразнящей ухой, подкладывают ему «леменеву» ложку.