Чулымские повести

22
18
20
22
24
26
28
30

— Написать бы, что Митя нашего Совету, деревни нашей, что рожден он в десятом году… Написать, что полагается. Чтобы после, где остановимся, паспорт ему получить. У меня-то справка есть, я-то с документом…

— Все ясней ясного!

— Отец председателем в сельсовете… — оправдывалась Варя. — Митю, его родителей сюда загнал, а я не согласна! Я и распишусь за отца — давно научилась, в сельсовете и отличить не могут!

— Воровство, подлог, конешно, не похвальны, но… — тут Ананьев хитро прищурился. — Руководствуясь статьями о браке, семье и опеке… Давайте, Варя, бланк! Случалось уж тут, в деревне, писать мне вольные мужикам — где они, такие-сякие, бланки доставали?..

Через Чулым ходил паром, однако на пароме переправляться Никита Николаевич не посоветовал. Еще вечером, уходя домой, насторожил:

— Паромщик у коменданта, несомненно, человек свой, а вы с Николаем заметны. Без надобности вам какие-либо осложнения. И потом: раз уж вы за своим женихом пришли, то спросите о нем в поселке окольно, не у коменданта. А то он сразу после сообразит, кто увел Парилова.

Утром, раным-рано, Ананьев опять пришел к Соне, объявил Варе, что хотел бы поговорить с Николаем.

Кольша еще спал.

Варя доглаживала выстиранное вчера. Она пошла в класс, принесла Кольше одежу, разбудила паренька. Поднявшийся стыд за вчерашнее, за этот и для себя неожиданный порыв, она спрятала за веселые слова:

— Приснилась невеста на новом месте?

Кольша лежал отдохнувший, весь какой-то чистый лицом. Варя невольно залюбовалась на темно-карие, мерцавшие счастливым светом глаза. «Выдобреет парень и уж невольно начнет жечь девок», — с легкой завистью подумала она и ласково попросила встать. Коротко рассказала об Ананьеве.

Никита Николаевич вошел в класс осторожно, одернул маленький клинышек своей бородки, бочком сел за старую парту, молодым голосом спросил для начала:

— А ты, Коля, сколько классов кончил?

— Выгнали из школы… — Кольша не любил, когда его спрашивали об учебе. — Тятю в лишонцы записали, а меня по шее из класса. Вот и судите. Не только нашим родителям жизнь сломали, а и нам — выучиться я хотел.

— Это несправедливо по отношению к вам, таким вот детям. У Владимира Ильича Ленина брат погиб — казнен за принадлежность к террористам. А вот семью Ульяновых, того же Володю не утесняли, университет он окончил, стал адвокатом…

— Мой дядя, что на Божьем озере, рассказывал о Ленине. Николай Федорович долго по Енисею ходил на пароходе — давно это было.

Ананьев прошелся по классу — стекла высоких окон школы выглядели белыми — на улице держался столь плотный туман, что и соседний дом не просматривался.

— Что я к тебе, Коля… Не стану бередить предположениями, однако все же заглянем в завтра. Предлагаю учиться сапожному ремеслу. Обожди! Ну, встретишь завтра-послезавтра своих, и что ждет добра молодца? Тут же пошлют пока сучкорубом в бор, а это зимой каждый день по пояс в снегу. Сразу вопрос: теплая одежда, валенки у тебя запасены? То-то и оно… Для повала леса, для вывозки — ты слаб. Беда-то в чем: велики нормы выработки в лесу. Кто не выполняет дневную норму — хлебную пайку срезают, а это гибель! У меня же ты в тепле, никаких норм и всегда мы с тобой на хлеб-соль настучим молотками. И то знай: никакого окрика, никто над твоей душой не стоит! Это до революции… Я специально сапожным делом овладел — знал, что в любой тюрьме, на ссылке ли не пропадет сапожник! И то помни: ремесло за плечами не носить!

— Я должен в комендатуру поселка явиться. — Кольша криво улыбнулся. — Хватит, хлебнул воли…

— Я встречусь с комендантом, договорюсь. — Никита Николаевич подошел, положил Кольше руки на плечи. — Подумай хорошенько. Будешь ты у меня, родители твои рядом — помогать сможешь, это сейчас главное. Выжить надо!