Жанна – Божья Дева

22
18
20
22
24
26
28
30

Пакерель так передаёт его содержание (или он сохранил для себя копию?):

«Иисус Мария. – Вы, английские люди, не имеющие никакого права в королевстве Французском, Царь Небесный повелевает вам и говорит через меня, чтоб вы сдали ваши крепости и вернулись в вашу страну, или я так ударю на вас, что вы это запомните навсегда. Я пишу вам в третий и последний раз и больше писать не буду. Жанна Девушка».

И приписка: «Я послала бы вам это письмо более пристойным способом, если бы вы не держали моих герольдов. Но вы держите одного из них по имени Гюйен. Верните мне его, и я отдам вам некоторых из ваших людей, взятых в плен в форте Сен-Ay, они не все погибли».

Говорят, что, посылая это письмо, она крикнула вдобавок:

«Если вы хотите вернуться живыми в Англию, не плюйте на волю Царя Небесного, – чтоб каждый король был у себя дома!»

По словам Пакереля, они ей ответили простым и совершенно ясным французским словом, которое по-русски начинается на букву «б». Она горько заплакала. Но вернувшись в Орлеан, она сказала Пакерелю, что её утешили её видения.

Но его же словам, она сказала ему уже накануне, что в пять дней осада Орлеана будет снята.

* * *

Во второй половине дня состоялся военный совет, на котором было решено начать на следующий день операции против английских укреплений левого берега. По рассказу Жана Шартье, это решение было сначала принято без неё; потом её вызвали, и Режинальд Шартрский предложил ей только атаковать на следующий день с городским ополчением западные английские форты, т. е., в его представлении, произвести диверсию; но она почувствовала недоговорённость и потребовала, чтоб ей сказали всё; было будто бы очень шумно, она ходила взад и вперёд и не желала сесть, пока Бастард Орлеанский не сообщил ей основного плана – атаковать главными силами левобережные английские форты; этим она удовлетворилась. И никакой диверсии против западных укреплений на следующий день затевать не стала: пошла вместо этого сама туда, где должна была решиться судьба города. С другой стороны, «Дневник Осады» говорит только о военном совете «с участием Девушки и представителей города» и о решении атаковать на следующий день укрепления южного берега. Между этими версиями нет противоречия: вполне понятно, что представителей города должны были вызвать одновременно с Девушкой, поскольку городскому ополчению поручалось вместе с ней произвести вылазку против западных фортов, – и тут в результате скандала, о котором говорит Шартье, выяснилось решение атаковать левобережные укрепления, а проект диверсии вообще был забыт. И «Дневник Осады» продолжает: приготовления для штурма левобережных фортов «велись с вечера с такой энергией, что ранним утром всё было готово и об этом тогда же сообщили Девушке».

Из всего этого явствует, главным образом, то, что она явочным порядком становилась «вождём на войне» и что город теперь обо всём докладывал ей.

С вечера она попросила Пакереля встать утром как можно раньше – она хотела у него исповедаться перед боем. Так она отныне делала всегда.

Ранним утром арманьяки переправились через Луару. Их непосредственным объектом был форт Сен- Жан-Ле-Блан, расположенный на левом берегу почти напротив форта Сен-Лу, взятого за два дня перед этим. При их приближении англичане очистили форт Сен- Жан, подожгли его и стянули свои силы на главном участке левого берега, где подступ к Орлеану закрывали их сильнейшие укрепления – Турель на разрушенном мосту и форт Сен-Огюстен перед Турелью, в сторону Солоньской равнины.

Поставленная цель оказалась достигнутой без иных затрат, и «регулярные» военачальники были готовы этим удовольствоваться, по привычке ограничиваться операциями самого малого масштаба («отчего и тянулась без конца эта проклятая Богом война», как пишет «Парижский Буржуа»). Большая часть арманьякских сил была уже отведена на маленький остров в реке и должна была оттуда вернуться в город. Но тут Девушке доставили её коня, почему-то оставшегося на правом берегу. Недолго думая она бросилась с небольшим отрядом к форту Сент-Огюстен и подняла своё знамя над палисадом. Вдруг откуда-то раздались крики, что англичане большими силами переправляются с правого берега. Произошла паника, часть её отряда побежала к речной флотилии. Видя это, англичане из форта Сент-Огюстен сделали вылазку и бросились на беглецов. Девушка медленно отходила, прикрывая остальных, потом вдруг развернулась, вместе с Ла Иром и с малым количеством людей ударила на англичан и погнала их назад в их укрепление.

Тогда вместо отступления на Орлеан вся масса наличных арманьякских войск хлынула к форту Сент-Огюстен. Д’Олон расставлял их по мере того, как они подходили. Командование фактически перешло в руки Девушки.

Бой продолжался почти весь день. Под вечер форт Сент-Огюстен пал, и лишь остатки его гарнизона укрылись в Турели.

Из взятого укрепления было вызволено много пленных французов. Там же обнаружились большие запасы продовольствия. Арманьякские солдаты им занялись. Чтобы прекратить беспорядок, которым легко могли воспользоваться англичане из Турели, Девушка приказала поджечь форт со всем, что в нём находилось.

Большая часть арманьякских войск осталась на левом берегу перед Турелью, куда тем временем отошёл гарнизон ещё одного английского форта, Сен-Приве, находившегося дальше на запад. Д’Олон говорит, что девушка осталась с войсками «в поле», но это явная ошибка: из ряда других показаний видно, что она хотела остаться, но была так утомлена, что в конце концов уступила уговорам и вернулась в город (Пакерель говорит, что вечером она, усталая, с повреждённой во время боя ногой, согласилась даже поесть, хотя была пятница – день, когда она обычно не ела ничего). Между тем в Орлеане её ожидало новое сражение – с арманьякским командованием. Её известили об окончательном решении: приостановить операции, уже принявшие слишком рискованный характер, и ждать новых подкреплений. Но она ещё более твёрдо задалась целью дать наутро решительный бой за Турелью. Гокуру она велела сказать (по рассказу Пакереля): «Вы были в вашем совете, а я в моём; и будьте уверены, что Совет Господень совершится, а ваш пропадёт».

Орлеанским горожанам она велела делать все необходимые приготовления. Всю ночь, как повествует «Дневник Осады», они перевозили продовольствие и снаряжение войскам, стоявшим под Турелью, и в то же время готовились восстановить сломанный мост, чтобы атаковать английское укрепление также и с тыла. «Завтра я вернусь в Орлеан по мосту», – говорила она.

Она «знала» теперь, что будет ранена именно в этот день. По словам Пакереля, она сказала ему: «Не оставляйте меня завтра; мне придётся много трудиться, больше, чем когда-либо до сих пор, и кровь потечёт из моего тела, над грудью». – «Она говорила, среди прочего, что будет ранена под этим фортом на мосту», – рассказывает другой свидетель, орлеанский житель В ноль.

7 мая чуть свет она была на ногах. О колебаниях командования узнало и население: по рассказу «Хроники празднования 8 мая», горожане явились к ней и стали просить её «совершить дело, порученное ей Богом и королём». Она села на коня и крикнула: «Кто меня любит – за мной!»

Увлекая за собой войска и народ, она двинулась к переправе. Но у запертых Бургундских ворот её ждал Рауль де Гокур, категорически заявивший, что никого не выпустит из города. Семнадцатилетняя девочка крикнула ему: «Вы злой человек!» Народ наседал, ворота открылись, толпа чуть не смяла Гокура. Она его вызволила и также повлекла за собой.