Жанна – Божья Дева

22
18
20
22
24
26
28
30

Часто говорится, что английские войска под Орлеаном были уже к этому времени деморализованы появлением не то ведьмы, не то, может быть, всё-таки святой. В какой-то степени это верно. Но отборные английские ратники в количестве 600–700 человек, занимавшие Турель под командованием Глейсдейла, во всяком случае никакой деморализации не проявили. По единогласному отзыву участников, бой носил исключительно упорный характер. Арманьяки бросались на приступ с величайшим воодушевлением, но каждый раз, понеся потери, оказывались сброшены вниз со стен крепости. Стоя впереди, Девушка, «вся в белом, со знаменем в одной руке и с мечом в другой», без устали поддерживала дух арманьякских войск и вновь и вновь вела их на приступ. «Я говорила нашим, чтобы они не сомневались и что они снимут осаду». «И рассказывали некоторые, что видели во время этого штурма двух белых птиц на её плечах» (по самой старой из дошедших до нас реляций, воспроизведённой у Эбергарда Виндеке) или же «белого голубя, летающего вокруг её знамени» (по «Хронике празднования 8 мая»).

Было уже около полудня. По её собственным словам, она «первой ставила лестницу к стене», когда стрела из арбалета попала в то место, где части её лат неплотно стыковались друг с другом, и насквозь пробила ей плечо. Она упала. Её вынесли из боя и положили на траву. Говорят, что она теряла много крови; но у неё хватило силы воли самой вытащить из раны торчавший обломок стрелы. Бастард, бывалый военный человек, хотел было заговорить кровь; но она испугалась богомерзкого колдовства; по словам Пакереля, она сказала, что «лучше умрёт, чем допустит это», и добавила: «Рано или поздно я должна умереть, а где – не знаю…» Рану смазали и перевязали.

Девушка плакала от боли. Но потом она исповедалась у Пакереля и затихла.

«Меня очень утешила Святая Маргарита».

Тем временем бой продолжался.

Солнце село, а Турель всё ещё держалась. «Было около 8 часов вечера, – говорит Бастард, – так что почти уже не было надежды одержать победу в этот день; поэтому я хотел увести войско в город». Он приказал трубить к отступлению.

Тогда она заставила себя встать. Она остановила Бастарда и сказала:

«Подождите немного. Ешьте и пейте, пока я помолюсь».

Ей помогли сесть на коня. Она отъехала в находившийся поблизости виноградник и помолилась там несколько минут («с полчетверти часа», по словам Бастарда). А потом направилась опять к самой крепости.

Как говорит де Кут, она спросила, где её знамя, и сказала: «Как только ветер повернёт знамя так, что оно коснётся стены, Турель будет наша».

Знамя тем временем оставалось на попечении д’Олона. По его собственным словам, он был сильно встревожен перспективой предстоявшего отступления, «опасаясь, как бы не получилось неладное». И ему «пришла мысль, что укрепление ещё может быть взято, если выдвинуть вперёд это знамя, которое так любили ратные люди». Он вручил знамя «верному человеку», известному под прозвищем Баск, а сам полез в ров, велев ему следовать за собой. Но Баск замешкался. В это время появилась она. Увидав, что со знаменем происходит нечто непонятное у самого рва, она закричала: «Моё знамя! Моё знамя!»– бросилась за ним и стала вырывать его у Баска. А тот не выпускал, придерживаясь указаний д’Олона.

Словом, у знамени произошла возня. Войска же, увидав её опять впереди и видя, что она делает что-то со своим знаменем, решили, что она даёт сигнал. И бросились на последний приступ.

Вполне правдоподобно предположение Лэнга, согласно которому Тэлбот потому именно не предпринял за весь день ничего в поддержку Турели, что он весь день наблюдал полный успех обороны Глейсдейла. Но Тэлбот не предусмотрел этой последней четверти часа.

Сопротивление английского гарнизона было сломлено сразу. Знамя Девушки, которое Баск всё же перенёс через ров, коснулось стены, и арманьяки ворвались в предмостное укрепление с лёгкостью, поразившей всех участников боя. По сохранившейся передней части моста англичане начали отступать в «бастилию», стоявшую в самой реке.

Но на эту «бастилию» обрушилась новая атака с тыла. Среди наступавшей темноты народ, с того берега реки следивший за ходом боя, понял, что настал решительный момент. На скорую руку перекинули мостки через проломы в мосту и со своей стороны ринулись на английское укрепление. В то же время высланные из Орлеана мелкие суда подожгли переднюю часть моста, по которой отступали англичане.

У входа на мост Глейсдейл, сам держа в руках овеянное славою знамя Чандоса, распоряжался отступлением своих людей.

Стоя на стене взятого предмостного укрепления, Девушка крикнула, произнося его имя так, как принято во Франции:

«Гласдас! Гласдас! Сдайся, сдайся Царю Небесному! Ты ругал меня продажной девкой, а мне жаль твоей души и жаль твоих людей!»

Но охваченный пламенем мост провалился. Глейсдейл и многие другие закованные в латы англичане камнем пошли ко дну.

Тогда она «сильно заплакала», говорит Пакерель, бросилась на колени и начала молиться.