Официальная английская точка зрения могла быть только одна: «еретичка и ведьма». Но это ещё не значит, что её разделяли все англичане. Их деморализация могла происходить от страха перед ведьмой, но могла происходить и от сомнения: ведьма ли? Как весь средневековый мир, Англия выросла в преклонении перед просветлённой женской девственностью. Теперь «голова шла кругом» не только у англичанина Трента, от которого Джустиниани получил самые поразительные, даже легендарные сообщения о её святости; как пишет Жан Шартье, «её дела и жизнь достаточно ясно показывали, что она от Бога, и англичане, слыша об этом каждый день, приходили в полный ужас». По рассказу бургиньонски настроенного автора Лефевра де Сен-Реми, «они говорили между собой, что, по имеющемуся у них пророчеству, они должны быть изгнаны из Франции девушкой». Сам Суффолк, считавший ошибкой завоевательную политику на континенте, думал, по-видимому (и в дальнейшем, попав в плен, говорит открыто), что «Девушка должна победить нас всех» – «нас», т. е. «ватаги сорванцов, вырвавшиеся откуда-то на заре веков» и совершившие против женщины «первый и глубочайший переворот в социальной истории человечества», как писал Виппер в самом начале русской революции (в «Круговороте истории»). Предводителю этих ватаг, неистовому богу войны Аресу, Греция противопоставила деву-воина, умную рукодельницу Афину, градостроительницу и защитницу мирного труда, первую и, в сущности, единственную настоящую дочь Вседержителя. И Церковь в течение веков приучала эти ватаги склоняться перед женской чистотой – они становились из разбойников рыцарями в той мере, в какой начинали верить, что благодатью Иисуса Христа в некой «девушке-служанке Святого Грааля» может осуществиться несравненная красота: женская личность, совершенно ставшая дочерью Божией.
Раненая, с насквозь простреленным плечом, она уже на второй день, 9 мая, покинула Орлеан (по её собственным словам, рана зажила через две недели: организм, как видно, был у неё очень здоровый). Она спешила теперь пройти второй этап: как можно скорее обеспечить королю помазание в Реймсе.
«Хроника Турне» и Эбергард Виндеке почти в одинаковых выражениях рассказывают, как она встретилась в Туре с Карлом VII: «она склонилась на коне так низко, как могла, а король её поднял, обхватив руками, и можно было подумать, что он сейчас её расцелует».
Но он замялся, когда она заговорила с ним о необходимости немедленно действовать дальше: освободить все города на Луаре и после этого, не теряя времени, идти короноваться в Реймс. Она умоляла его «настойчиво и часто», рассказывает Бастард Орлеанский. Она говорила, что, «когда он будет коронован и помазан, силы его противников начнут таять безостановочно».
Для неё помазание означало, конечно, то, что на короля изольётся божественная сила и сделает его действительно «вассалом Христа в королевстве». До этого момента она даже отказывалась называть его иначе, нежели дофином. Но она знала, конечно, и то, что весь французский народ в глубине души смотрит на дело так же: помазанному королю мало кто посмеет отказать в повиновении. «Общее убеждение, – писал Джустиниани, – что если дофин будет коронован, все пути будут ему тотчас открыты по всей его стране».
А король заседал в своём Совете, взвешивая риск дальнейших наступательных действий. Дни проходили за днями, недели за неделями.
Однажды (это было в Лошском замке) она постучалась в комнату, где Карл VII находился со своими советниками. Бастард Орлеанский описывает эту сцену.
Она бросилась перед королём на колени, припала к его ногам и сказала:
– Благородный дофин, не устраивайте больше таких долгих совещаний. Ступайте в Реймс принять вашу корону.
Д’Аркур, находившийся в этот момент при короле, спросил её, имеет ли она об этом откровение свыше. Она ответила:
– Да. Побуждение к этому я получаю в высшей степени.
Тогда д’Аркур попросил её сказать, как говорит с нею её «Совет». Она покраснела:
– Я понимаю, что вы хотите знать…
Вмешался король и со своей стороны попросил её сказать это при свидетелях (тут присутствовали ещё его духовник Жерар Маше и ветеран арманьякской партии Робер Ле Масон).
Тогда она сказала:
– Когда мне тяжело, потому что люди не верят тому, что я говорю по повелению Божию, я ухожу в одиночество, молюсь Богу и жалуюсь Ему, что мне не верят. И едва я кончаю эту молитву, я слышу голос, который говорит мне: дочь Божия, иди, иди, иди; Я буду твоей помощью, иди. И когда я слышу этот голос, я очень счастлива. Мне хотелось бы всегда оставаться такой.
«Когда она повторяла эти слова своих Голосов, – говорит Бастард, – она дивно сияла и глаза её были подняты к небу».
Только уступая настояниям короля, она нехотя раскрыла в этот решительный момент хранимую в самой глубине её души тайну восторженной и благодарной любви. Во всех других документах – за единственным исключением – у неё есть только одно название: «Pucelle» – «девушка» или «служанка», «Pucelle de Dieu» – «служанка Божия» (как и Колетта Корбийская в это же самое время называла себя «indigne servitesse de Dieu[23]»). «Jehanne la Pucelle» – «Девушка Жанна» – подписывалась она в своих письмах. Но всё же то, что она сказала в Лошском замке, куда-то, как видно, просочилось. И когда судьи в Руане спросили её об этом в лоб, она не отреклась и ответила: да, Голоса называют меня «Девушка Жанна, дочь Божия».
Советники Карла VII могли и без этих расспросов убедиться в осуществимости похода на Реймс: «Хотя у короля не было денег на уплату жалованья войску, – пишет Персеваль де Каньи, – рыцари, оруженосцы, ратные люди и городские ополченцы не отказывались идти на королевскую службу, заявляя, что они пойдут всюду, куда ей будет угодно». И Жан Шартье: «Герцог д’Алансон созывал людей отовсюду на королевскую службу, больше всего для того, чтобы идти с Жанной, в надежде на то, что она послана Богом».
«Здесь говорят, что никогда ещё у короля не было такого большого войска, какое надеются собрать здесь, и никогда ещё люди не шли так охотно на ратное дело, как идут теперь, – писали в этот самый момент, 8 июня 1429 г., два молодых бретонца, братья Ги и Андре де Лаваль, в письме своим матери и бабушке. – Каждый день люди приходят со всех сторон. У всех такая надежда на Бога, что, надеюсь, Он нам поможет. Но денег у Двора настолько в обрез, что в настоящее время я не надеюсь ни на какое содержание и ни на какую поддержку. Поэтому, матушка, имея мою печать, не жалейте пускать мою землю в продажу или в заклад, если представится подходящее дело».
ebooksa