Контрудар

С замкнутым, высокомерным лицом Грета Ивановна поднялась со стула.

— Вот проклятущая! — выругался Слива, как только за Парусовой закрылась дверь. — Теперь и я в уверенности, что промежду вами никаких потайных взаимностей нет…

Алексей закрыл глаза… Опять мутнеет сознание… Он снова падает в какую-то бездну, на дне которой корчится в муках двуединое существо — конь-человек…

— Чую, что с недобрым направлением она манежит вокруг тебя. Послушай, товарищ Булат, — подсел Слива к больному, — давно уже говорили штабные коноводы, что у этой кошки, Каклеты Ивановны, какая-то сурьезная документальность против тебя имеется. Смотри, скрутит она тебе, товарищ, голову.

Алексей с трудом поднял веки. Всякий раз, как только он раскрывал глаза, к нему возвращалось сознание.

— Ничего. Пока она мне скрутит голову, я ей сверну шею. А помнишь, Сливуха, как ты с наганом пер на меня?

— Ну, это со всяким может стрястись, — сконфузился боец. — Уж больно тогда было горячее кипение в мозгах. Разволновался народ. Шутка, сколько было побито напрасно.

Алексей в изнеможении вновь закрыл глаза… Обеспокоенный Слива поднес чашку с питьем. Стуча зубами о края посуды, больной жадно глотал холодный напиток.

Перед затуманенным взором вновь зыбится побережье, по которому из ночи в ночь, наблюдая за морскими подступами к Хорлам и Скадовску, патрулировал рядовой второго эскадрона Донецкого полка Алексей Булат.

Возникая вдали и пенясь неспокойными белыми гривами, несется к берегу щедро залитая серебристым светом луны грозная лавина. Нельзя оторвать глаз от бурых накатов ультрамариновых стекловидных валов. Верхние, более быстрые слои водяной массы бегут неудержно и, перескакивая через вершину вала, обрушиваются вниз. Разбиваясь с оглушительным грохотом, образуют стремительно летящую к берегу ослепительно белую кипень.

Словно миллионы белоснежных зверьков, обгоняющих друг друга и перепрыгивающих через хребты отстающих, кипящая, пузырчатая пена, с глухим шумом перекатывая гальку, торопится заполнить побережье.

Алексей, вслушиваясь в тревожное, нетерпеливое дыхание моря и бесконечные удары валов о берег, с замирающим сердцем следит за великолепными фонтанами, возникающими у прибрежных высоких камней. Тысячепудовые валуны, принимая на себя удары гневного моря, дробят его грозные волны на микроскопически мелкие брызги. Словно наяву, жаждущий исцеления Булат ощущает освежающее прикосновение этой морской соленой пыли на своем разгоряченном, взволнованном лице.

45

И вот, встречая раннюю черноморскую весну, под окнами хаты, среди позеленевшего от обилия почек вишняка, звонко зачирикали воробьи.

Отражаясь в тяжелых водах Сиваша, навис над широкой Таврической степью ярко-голубой купол неба.

Алексей почувствовал, как вместе с пробуждением природы все более и более крепнет его высушенный тифозной лихорадкой организм.

— Ну, симулянт, — в комнату влетел обнаженный до пояса Слива. — Я уже и лошадок искупал. Пошли, сделаем им проводочку. Нечего протирать тюфяки. Что, товарищ Булат, мигрень — работать лень?

Алексей встал, надел английскую шинель и каракулевую, с белых верхом трофейную шапку. Посмотрел на себя в зеркало. Не узнал своего иссиня-белого, бескровного лица, оттененного черным каракулем шапки и темно-русой, давно не бритой бородкой.

Во дворе под навесом стоял хозяйский скот и кони бойцов.

Приветствуя хозяина, дончак, повернув длинную, с лысым фонарем умную морду, продолжительно и тонко заржал.