Русская и Сербская Православные Церкви в XX веке. История взаимоотношений
Проживавший во время войны в Югославии В. А. Маевский так описал изменение настроений русской эмиграции в этой стране: «Вообще надо заметить, что лишь незначительная часть русских возгорелась „симпатиями“ к немцам в надежде, что сможет поехать на восточный фронт „освобождать“ свою родину. Другая же часть, подавляющая, была уверена в том, что немцы идут не освобождать, а порабощать и уничтожать русский народ, как „унтерменшей“… На первых порах этим здравомыслящим пессимистам не верили и обрушивались на них. Но скоро и сторонники немцев, уверовавшие в их „добрую“ волю, увидели обратную сторону немецкой медали. И разочарование усилилось, когда с восточного фронта стали прибывать участники немецкого наступления, завоевания и порабощения. Вот они и рассказали впервые, как поступает с русским населением немецкая оккупационная власть, которая открыла там свое истинное лицо… тогда пронемецкая часть русской эмиграции, пересмотрев свои недавние увлечения, – сплотилась со своими более устойчивыми компатриотами. Сплотилась в пассивном отпоре оккупантам и желании победы России»[290].
Существуют свидетельства, что митрополит Анастасий в 1941–1944 гг. «оказал большую помощь и защиту Сербской Православной Церкви во время гонений на нее со стороны нацистов»[291]. Во всяком случае, несомненно, что владыка сохранял теплые чувства к арестованному патриарху и не боялся их проявлять перед оккупационными властями. Так, по воспоминаниям епископа Григория, в день «Славы» Гавриила («Слава» – родовой сербский праздник: день, когда крестился первый предок) митрополит указал Граббе сообщить германской администрации о своем желании поехать и поздравить патриарха. После долгой и резкой дискуссии в отделении СД, ведавшем церковными делами, его начальник Мейер заявил: «Я все равно не могу разрешить митрополиту ехать к патриарху Но я ему передам, что он его поздравляет. А Вам советую больше ни с кем так не разговаривать, как Вы разговаривали со мной»[292]. Как выяснилось уже после освобождения патриарха, немецкий офицер передал ему поздравление митрополита Анастасия, и это был единственный подобный случай за время нахождения святейшего под стражей.
По свидетельству митрополита Скопленского Иосифа, на рубеже 1942–1943 гг. владыка Анастасий через митрополита Берлинского и Германского Серафима (Ляде) пытался вступиться за патриарха Гавриила перед немецкими властями, убеждая освободить его из-под ареста, но без успеха[293].
В свою очередь и патриарх Гавриил уважал первоиерарха РПЦЗ. Когда в 1945 г. он приехал после войны в Лондон крестить сына сербского короля Петра, то на приеме после Крещения заявил, что «митрополит Анастасий с великой мудростью и тактом держался при немцах, был всегда лояльным к сербам, несколько раз подвергался обыскам и совершенно не пользовался доверием немцев»[294]. Это же сказал патриарх и в беседе с протоиереем Михаилом Польским 22 октября 1945 г.[295] Сведения о подобных заявлениях имеются не только в русских эмигрантских источниках. Так, в календаре Сербской Церкви на территории США и Канады высказывание патриарха Гавриила приведено в следующем виде: «Митрополит Анастасий продемонстрировал великую мудрость и тактическое искусство во взаимоотношениях с Германией»[296]. Весь период оккупации первоиерарх РПЦЗ старался поддерживать добрые отношения с Сербской Патриархией.
Хотя порой между Русской Православной Церковью за границей и Сербской Патриархией возникали конфликты, они, как правило, быстро разрешались. В частности, обеспокоенность Сербской Церкви вызвало создание Средне-Европейского митрополичьего округа РПЦЗ. Решение об открытии этого округа и возведении его управляющего архиепископа Серафима (Ляде) в сан митрополита было принято Архиерейским Синодом 26 мая 1942 г.[297]
Получив это известие, председатель Синода Сербской Церкви митрополит Иосиф 3 июля 1942 г. в письме Первоиерарху РПЦЗ выразил просьбу: иметь в виду права Сербского Патриархата на Чешскую и Моравскую епархию, отметив, что сербская юрисдикция в Чехии, Словакии и Вене не должна быть повреждена в новообразованном митрополичьем округе. В ответе владыки Анастасия от 11 июля говорилось, что Архиерейский Синод РПЦЗ не рассматривает епархию чешского епископа Горазда в качестве составной части Средне-Европейского округа, и сербская юрисдикция над ней сохраняется, хотя епископ и подчиняется временно митрополиту Берлинскому и Германскому Серафиму (Ляде)[298]. В дальнейшем конфликт был улажен. На заседании Синода под председательством митрополита Иосифа от 26 сентября 1942 г. была принята к сведению информация о том, что Средне-Европейский округ РПЦЗ не включает общины, подчиненные Сербской Церкви[299].
В дни оккупации для русских эмигрантов в Белграде духовным центром стала их приходская церковь Пресвятой Троицы. Здесь 9 октября 1942 г. был рукоположен во диакона, а 14 октября – во иерея известный славист, палеограф и византинист, бывший доцент философского факультета Белградского университета (в г. Скопле) Владимир Алексеевич Мошин[300]. В своих воспоминаниях он с большой нежностью рассказывал о русской приходской жизни в Белграде, отмечая, что в «гибельные времена» войны и оккупации Церковь была «главным духовным прибежищем»[301].
С начала 1940 г. в Югославии проживал крупнейший православный патролог, известный в Западной Европе и Америке богослов и философ протоиерей Георгий Флоровский, избранный в 1939 г. членом-корреспондентом Русского научного института в Белграде. В 1940–1942 гг. он преподавал историю религии и был духовником Крымского кадетского корпуса и Донского Мариинского девичьего института в Белой Церкви[302]. В 1942 г. Флоровские переехали в Белград, где протоиерей преподавал Закон Божий в мужской и женской русско-сербских гимназиях[303].
Большую активность также проявлял приехавший в Белград в начале 1941 г. из Ужгорода духовник митрополита Анастасия игумен Аверкий (Таушев, будущий архиепископ). Он служил вторым священником в Свято-Троицкой церкви, преподавал пастырское богословие и гомилетику на миссионерско-пастырских курсах, читал систематический курс лекций на духовные темы в Русском доме, был председателем просветительного отдела Белградского приходского совета, организовывал религиозно-просветительские собрания и, кроме того, после смерти в июне 1943 г. архиепископа Курского Феофана являлся хранителем чудотворной Курской Коренной иконы Знамения Божией Матери, с которой во время бомбежек посещал дома русских белградцев и служил молебны. В конце 1944 г. Архиерейский Синод возвел о. Аверкия в сан архимандрита[304].
В. А. Маевский так охарактеризовал поведение священнослужителей РПЦЗ в период немецкой оккупации: «…русское духовенство в Югославии в эти печальные годы было на большой высоте и держало себя с исключительным достоинством. Невзирая на гонения, обыски, угрозы и аресты, – а от красных партизан также побои, издевательства и смерть, – все русские священнослужители проявили незаурядное мужество и непоколебимую любовь к своей родине, достойно поддерживая измученную, запуганную и растерявшуюся паству свою»[305].
30 октября 1941 г. закончились продолжавшиеся несколько месяцев (с лета) и вызвавшие большой интерес у русских белградцев занятия богословско-миссионерских курсов (планировалось, что они подготовят церковных деятелей для миссионерской работы в России)[306]. Целый ряд талантливых лекторов согласились безвозмездно читать лекции и проводить со слушателями семинары. Заведующим курсами был профессор-протоиерей Георгий Флоровский, а в число лекторов входили: епископ Митрофан (Абрамов), протоиерей Владислав Неклюдов, профессора А. И. Щербаков, С. В. Троицкий, А. В. Соловьев и В. А. Мошин, а также миряне П. С. Лопухин, Б. Р. Гершельман и К. Н. Николаев. Почти все слушатели хорошо сдали экзамены[307]. В 1942 г. богословско-миссионерские курсы работали вновь.
В начале ноября 1942 г. был учрежден Комитет по оказанию зимней помощи нуждающимся русским эмигрантам под покровительством митрополита Анастасия. Особым посланием к православным русским людям владыка призвал их широко пойти навстречу деятельности комитета и помочь бедным эмигрантам перенести тяготы зимы. Работой комитета руководил профессор Новиков, но все важнейшие заседания проходили под председательством Первоиерарха РПЦЗ. По всему Белграду был проведен сбор денег, топлива, продуктов и вещей, самое активное участие в нем приняли церковно-благотворительные учреждения[308].
18 июня 1943 г. скончался переехавший в Белград из Хоповского монастыря 15 октября 1942 г. и оставивший по себе добрую память архиепископ Курский и Обоянский Феофан (Гаврилов), хранитель чудотворной Курской Коренной иконы Знамения Божией Матери, вывезший ее из своей епархии за границу Перенесенному на следующий день в Свято-Троицкую церковь телу владыки поклонились председатель Сербского Синода митрополит Иосиф и все бывшие в городе сербские архиереи, присутствовавшие 19 июня на отпевании. 20 июня архиепископ Феофан был погребен на русском участке Нового кладбища, около алтаря Иверской часовни[309].
После его кончины Курская Коренная икона всецело перешла в ведение Архиерейского Синода, который постановил поместить ее для хранения и поклонения в белградскую Свято-Троицкую церковь, а 14 мая 1944 г. обязал причт храма вести особый учет дохода от молебнов перед иконой на дому, отчисляя одну треть Синоду[310]. Новым членом Архиерейского Синода, вместо покойного владыки Феофана, митрополит Анастасий, с согласия владык Серафима (Ляде), Серафима (Соболева) и Серафима (Лукьянова), 17 июля 1943 г. назначил епископа Венского Василия (Павловского) – в качестве представителя Западно-Европейского митрополичьего округа[311].
Отношение оккупационных властей к русской церковной эмиграции в Югославии в целом продолжало оставаться настороженным. Показательно, как 10 марта 1942 г. немецкий цензор исправил статью Г. П. Граббе «Сербская Церковь против коммунизма», опубликованную затем в белградской газете «Наша Борба». В этой статье управляющий делами Синода достаточно объективно и в то же время лояльно по отношению к немецкой политике проанализировал отношения Сербской и Русской Церквей в новейшее время. Цензор вычеркнул из статьи несколько слов, показавшихся ему вредными и опасными, – «вечная, великая, славянская Россия» и «Югославия»[312].
В марте 1942 г. белградское гестапо завело на Г. П. Граббе личное дело, где он был назван «секретарем РПЦЗ в Сербии».
Дело появилось в связи со статьей, где Граббе упоминал «великую Россию», и в основном содержит материалы о взаимоотношениях управляющего делами Архиерейского Синода с немецкими органами власти и цензуры; факт сотрудничества Граббе с СД в качестве секретного сотрудника в нем не зафиксирован. В целом со стороны германских органов безопасности к Граббе проявлялось благожелательное внимание, но оно не переходило границы обычного отношения к фольксдойче (лицу немецкой национальности) и известному антикоммунисту[313]. В журнале Архиерейского Синода «Церковная жизнь» в период оккупации изредка публиковались антиеврейские статьи, и все они, очевидно, вышли из-под пера Г. П. Граббе[314].
С другой стороны, многие представители русской церковной эмиграции подвергались гонениям со стороны оккупантов и поддерживавших их албанских и хорватских националистов. Так, в апреле 1943 г. в Белград из-за жестокого преследования усташей и хорватских властей вынужденно переехали около 40 сестер Хоповской (бывшей Леснинской) русской монашеской общины. Они поселились в двух комнатах русского дома (общежития) престарелых на городской окраине Сеньяк, где был небольшой домовый храм. Здесь сестры испытали тесноту, голод, бомбардировки англо-американской авиации[315]. В сентябре 1944 г. сестры переселились в центр города в бывшее общежитие русских студентов.
Неблагоприятные для III рейха перемены в позиции Православных Церквей Юго-Востока Европы на завершающем этапе войны в конце концов заставили германские ведомства внести некоторые коррективы в свое отношение к РПЦЗ. Проводившаяся с начала войны политика по возможности полной изоляции Архиерейского Синода в Белграде неукоснительно осуществлялась до сентября 1943 г. Все попытки членов Синода получить разрешение на встречу с архиереями оккупированных областей СССР или даже с епископами своей Церкви в других европейских странах оканчивались безрезультатно. Даже митрополит Серафим (Ляде) только один раз смог приехать в Белград с докладом, да и то не на заседание Синода.
Архиепископ Василий (Родзянко).