Метох Свято-Андреевского скита вблизи г. Кавала. 1913 г.
Первая мировая, Гражданская войны и революционные потрясения почти прекратили приток на Святую Гору новых иноков из России. Именно эти события стали причиной радикальных изменений в этническом составе афонского монашества. Уже в 1917 г., по сведениям А. А. Павловского, количество русских насельников Святой Горы сократилось до 2460[255]. Несколько большие цифры дает статистика российского Министерства иностранных дел: в 1917 г. греческих монахов на Афоне было 6500 человек (61,9 %), русских (вероятно, вместе с временно пребывавшими вне Святой Горы) — 3500 (33,3 %), болгар — 300 (2,9 %) и румын — 200 (1,9 %)[256].
Так, например, за время войны 220 насельников Свято-Ильинского скита ушли на фронт или остались на подворьях в России и уже не смогли вернуться. В целом за 1913–1916 гг. русское население Афона, по данным А. А. Павловского, уменьшилось на 2200 человек, численность же греческих насельников Святой Горы, наоборот, в 1917 г. существенно выросло[257]. Дело в том, что греческие монастыри избежали мобилизаций в армию и почти не понесли убытки во время Первой мировой войны, в отличие от русских обителей, особенно келлий.
К концу войны, т. е. в октябре 1918 г., согласно детальным подсчетам А. А. Павловского, во всех 163 русских обителях (в том числе в 90 келлиях и 70 каливах) Афона числилось 3322 человека, в том числе на самой Святой Горе — 2157, на подворьях, метохах и т. д. — 610 и 555 в российской армии. При этом в Руссике числилось 975 иноков, в том числе 155 находились вне Афона на подворьях и метохах и 90 в армии (т. е. на самом Афоне находилось всего 730), в Свято-Андреевском ските из 327 насельников вне Святой Горы было 157 (из них 67 в армии), в Свято-Ильинском ските из 297–137 (72 в армии) и т. д.[258]
В годы Первой мировой войны среди афонитов произошло разделение по политическому принципу. Болгарские и значительная часть греческих монахов заняли прогерманскую позицию, которой придерживался и король Греции Константин I. Некоторые из них непосредственно помогали немцам, в частности экипажам плававших в Эгейском море германских подводных лодок. Русские, сербские, румынские монахи и другая часть греческих афонитов (сторонников премьер-министра Е. Венизелоса) были сторонниками Антанты. Так как Болгария воевала на стороне Германии, по некоторым сведениям, в 1914 г. на Афоне происходили конфликты болгарских и русских монахов, а в 1916 г. насельники Зографа безуспешно пытались захватить сербский монастырь Хиландар, где вместе жили болгары и сербы. Постоянные стычки и ссоры там прекратились только после прибытия в январе 1917 г. на Афон русско-французского отряда[259].
Вскоре после Февральской революции — 4 марта на Афон по радиотелеграфу поступило известие об отречении от престола императора Николая II, что было воспринято братией Руссика с большой скорбью, многие не хотели этому верить. В летописи монастыря отмечалось: «Заскорбели иноки страшно… Настолько крепко связано православие с самодержавием, настолько тесна нравственная связь царя с народом, что подавляющее большинство иноков не хочет и слушать о республике, которую навязывают России ее радетели — Милюков и К°… На службах поминовение царствующего дома продолжалось весь пост, и только по получении распоряжения Синода о новом поминовении решили следовать согласно предписания. Первое молитвенное возношение о новом российском правительстве было произнесено в Великую Субботу»[260].
К концу марта 1917 г. священнослужителям Руссика поступило руководство о поминовении нового правительства России. Согласно определению Святейшего Синода от 7–8 марта 1917 г. на великой ектении поминовение звучало так: «О Богохранимой Державе Российской и Благоверном Правительстве ея, о всей Палате и воинстве их Господу помолимся. О пособити и покорити им всякого врага и супостата». В начале утрени следовало произносить: «Еще молимся о Святейшем Патриархе Германе, Святейшем Правительствующем Всероссийском Синоде и о всечестнейшем Отце нашем Священно-Архимандрите Мисаиле. Еще молимся о Богохранимой Державе Российской, Благоверном Правительстве ея и о всем Христолюбивом воинстве» и т. д.[261] После этого братия Руссика стала молиться о победе Временного правительства в войне.
Две другие главные русские обители Афона — Свято-Андреевский и Свято-Ильинский скиты — также признали результаты Февральской революции. Так, настоятель Свято-Андреевского скита архимандрит Иероним с братией 3 мая 1917 г. отправил в адрес российского Министерства иностранных дел приветственную телеграмму, в которой говорилось: «Русский скит Св. Андрея на Афоне посылает свои лучшие пожелания Временному Правительству России и просит его способствовать, чтобы скит был признан свободным и независимым русским монастырем»[262].
К этому времени на Афоне уже находился военный отряд союзников по Антанте. После прибытия в июле 1916 г. на Салоникский фронт русских частей генеральный консул В. Ф. Каль вновь обратился в российское МИД с предложением ввести на Святую Гору небольшой отряд союзных войск. Новый министр иностранных дел Покровский поддержал эту инициативу. В результате 4 января 1917 г. на территорию Афона на двух французских пароходах и миноносце прибыл русско-французский отряд во главе с капитаном Жиделем в составе 100 российских солдат под командованием поручика Дитша (прибывших из Архангельска через Францию) и 50 французов, который находился там около шести месяцев — до начала июля. В течение этого времени российское влияние на Афоне значительно усилилось. Первоначально части отряда были размещены в Зографе, Ватопеде и Руссике (с 6 января). В Свято-Пантелеимоновском монастыре французы установили радиотелеграфную станцию для связи с Салониками, там же разместилась и часть российских солдат, в прибрежном корпусе обители был устроен главный штаб. 8 января в Руссик прибыли игумены Свято-Андреевского и Свято-Ильинского скитов и представители Братства келлий для визита к командованию отряда. Затем был занят перешеек, размещены посты в Лавре св. Афанасия, в скиту Продром и Свято-Андреевском скиту[263].
Целью прибытия отряда было обеспечение защиты союзного флота от нападения немецких подводных лодок, помощь которым оказывали некоторые греческие и болгарские монахи, прежде всего в Ватопеде и Зографе. Для водворения порядка сразу же начались аресты лиц, подозреваемых в снабжении немецких лодок бензином и продовольствием, а также обыски и конфискация спрятанного в некоторых монастырях оружия. Под арест попал целый ряд германофильско настроенных представителей старшей братии Лавры св. Афанасия, Ватопеда, Иверона, Зографа и других обителей[264].
При посещении Карей французский капитан Жидель попросил Протат выдать оружие, однако проэстосы заверили, что не имеют его. Капитан все-таки провел обыск в карейской пирге, где обнаружил склад вооружения из примерно 100 винтовок и 47 тысяч патронов. Их конфисковали и отправили в Руссик, где устроили временный склад, а позднее вывезли в Салоники. В это же время в других греческих обителях нашли более 400 винтовок, около 100 тысяч патронов, большое количество кинжалов и другого оружия (в основном оно было выдано монахам греческим правительством еще во время Второй Балканской войны). В результате французы 9 января арестовали в Карее нескольких греческих проэстосов и грамматика Кинота о. Амвросия, 25 января был арестован один греческий эпистат и два монаха. В тот же день трех арестованных проэстосов (Ватопеда и Ксиропотама) отправили в Салоники[265].
Современные исследователи отмечают: «Странам Антанты из разных источников стало известно о том, что германофильско настроенные монастыри на одной из возвышенностей поставили телеграф, обслуживающий центральные империи, около двух монастырей была замечена световая сигнализация, служившая маяком для немецких подводных лодок, кроме того, было обнаружено 5000 ружей. 130 тыс. боевых патронов. Револьверы, динамит. Пулеметные ленты и др. виды оружия и боеприпасов, а в Ватопедском монастыре — электростанция и база для снабжения подводных лодок. Даже в самом Протате, глава которого просил из уважения к нему как к высшему духовному лицу на Афоне, не производить обыск в здании Протата, было обнаружено 125 винтовок и 45 тыс. патронов»[266].
Прогерманское королевское правительство в Афинах выразило свой протест против высадки союзного отряда, но он был отклонен. В сообщении Петроградского телеграфного агентства от 27 января 1917 г. говорилось: «Русский посланник в Афинах имел продолжительное совещание с президентом совета министров и заявил, что протест греческого правительства против оккупации Афона франко-русскими войсками не может быть принят в соображение, так как на Лондонской конференции был признан нейтральный и автономный характер Афона»[267].
15 февраля на Святую Гору прибыли еще 50 русских и 20 французских солдат. В тот же день в Салоники на пароходе увезли арестованных проэстосов Лавры св. Афанасия и Каракалла, а также доктора из Зографа. В Салониках некоторых задержанных отпускали без права возвращения на Афон до конца войны, а особенно виновных ссылали на остров Метелин. Туда, по распоряжению генерального консула В. Ф. Каля, попали «за немонашеское поведение» и два русских инока — старец келлии св. Евфимия Великого иеромонах Илия (Орловский) и монах-кавиот Трифон (Гелеверы). Из насельников Руссика по недоразумению был арестован только монах Викентий, но через час отпущен[268].
После выбытия части гермонофилов существенные изменения претерпел состав Протата, 18 февраля его члены приезжали с визитом в Руссик к военным властям, где они тогда находились. Изменив свою политическую позицию, Кинот 6 марта принял новое послание Е. Венизелосу, в котором говорилось: «а) Кинот отвергает Королевское в Афинах правительство до того времени, пока не будет воссоединено все королевство в одно целое, о чем единодушно молится Святая Гора, как и о мире всего мира; б) признает вместо него временное народное в Солуни правительство Венизелоса, которому выражает свою веру, почтение и преданность… г) выражает признательность свою дружественному Анданту союзным великим державам за их предстательство нашей народности и Святой Горы и просит их, дабы всегда благосклонно ограждали они монашеское самоуправление Святой Горы…»[269]
Кинот стал рассылать свои решения только за подписью и печатью французского капитана. Начальник отряда также затребовал каталог всех святогорских судов и указал выставить на них литеры «М. А.» и номера, чтобы контролировать судоходство у полуострова. Весной французские части разбили у границы Афонского полуострова отряд дезертиров с Салоникского фронта, защитив от них Святую Гору. В начале марта французы начали обширную вырубку афонского леса, в том числе на территории Руссика, на нужды армии по приказу главнокомандующего[270].
В связи с этим настоятель обители игумен Мисаил написал российскому посланнику в Афинах Е. П. Демидову, что французский офицер нанял 20 дровосеков и приказал рубить монастырский лес на дрова, старший русский офицер Дитш остановил было эту порубку и попросил вмешаться российское консульство в Салониках, но на запрос последнего главнокомандующий лишь ответил, что ему нужен лес. Игумен просил Демидова помочь прекратить порубку и добиться оплаты вырубленного леса[271]. В конце концов, конфликт был улажен: вырубка продолжилась, но французы стали оплачивать вывезенную древесину.
Первоначально в Руссике располагались как русские, так и французские солдаты (всего 60 человек). Из-за роста активности немецких подводных лодок в середине апреля была объявлена блокада Афона, без разрешения военных властей ни один монастырь не имел права отпускать со своей пристани лодки дальше чем на 500 метров от берега, ночью запретили зажигать огни[272]. 12 мая французский отряд перебазировался в Дафну, а часть русских солдат осталась в Свято-Пантелеимоновском монастыре. При этом другая часть во главе с поручиком Дитшем располагалась в Свято-Андреевском скиту. Наводя порядок, Дитш распорядился задерживать всех монахов, появлявшихся в Карее в нетрезвом виде. В качестве наказания их на несколько дней сажали на хлеб и воду в особое помещение в Свято-Андреевском скиту или отправляли в Руссик носить дрова и заготавливать лес для союзных войск[273].
В отдельных случаях российские офицеры помогали русским келлиотам, поддерживая их в спорах с греческими монастырями. В частности, 24 мая в грузинской келлии св. Иоанна Богослова состоялось освящение Иоанно-Богословского храма, который был построен еще в 1870 г., но монастырь Иверон не разрешал освящение престола. Теперь монастырские власти не только позволили это, но и дали возможность провести воду по трубам из дальнего источника, а также разрешили рубить лес на дрова и даже выражали готовность признать келлию скитом, чего она давно добивалась. При этом некоторые насельники келлии считали, что можно вновь сделать грузинским сам Иверский монастырь, как это было в древности[274]. С помощью отряда был взят и повешен на колокольню принадлежавший русской келлии Вознесения Господня колокол, который по указанию Филофеевского монастыря и Протата 4 года не давали келлии.
Зависимые от греческих монастырей русские скиты тоже получили временную возможность обойти установленный порядок и несколько облегчить свое положение. По настоянию русского командира отряда к июлю 1917 г. после долгих переговоров с Ватопедским монастырем был получен официальный документ на право Свято-Андреевского скита иметь в отведенном здании на берегу моря свою собственную пристань (арсану)[275]. Но после ухода русско-французского отряда Ватопедский монастырь сначала потребовал обратно разрешение на пристань, а затем просто признал это соглашение недействительным. Острая нужда заставила братию Свято-Андреевского скита в 1917 г. продавать имевшиеся строительные материалы и вещи, так как в сложившейся обстановке она была не в состоянии платить проценты за взятые у греков в долг деньги.
ebooksa