Сбор хмеля закончился двадцать восьмого сентября. Несколько плантаций ещё были не обобраны, но хмель там был плохой, и в последний момент мистер Кеарнз решил «пустить его в цвет». Группа номер 19 закончила свою последнюю плантацию в два часа дня, и маленький цыган, возглавлявший группу, с помощью шестов добрал пропущенные гроздья, а замеряющий увёз последний хмель. Как только он скрылся из виду, раздался крик: «Клади их в короба!», и Дороти увидела, как шестеро мужчин со зверским выражением на лицах надвигаются прямо на неё, и что все женщины бросились врассыпную. Не успела она тоже пуститься наутёк, как мужчины схватили её, уложили в короб и стали неистово раскачивать из стороны в сторону. Потом её вытащили, и молодой цыган поцеловал её пахнущим луком поцелуем. Сначала она сопротивлялась, но потом, когда увидела, что то же самое проделывают и с другими женщинами из их группы, смирилась. Оказалось, что завалить женщин в короб – неизменная традиция последнего дня сбора. В ту ночь в лагере много всего происходило, и мало кто спал. Уже далеко за полночь Дороти обнаружила, что она движется в хороводе людей вокруг огромного костра под мелодию «В те давние времена». За одну руку её держит розовощёкий помощник мясника, а за другую очень пьяная старая женщина в шотландской шапочке-шутихе.
Утром они отправились на ферму забирать свою выручку, и Дороти получила фунт и четыре пенса. Ещё пять пенсов она заработала, заполняя зачётные листки для тех, кто не умел читать или писать. Сборщики из числа кокни платили пенни за работу, цыгане расплачивались любезностями. Потом Дороти отправилась вместе с Тёрли на станцию Уэст Аквот, что была в четырёх милях. Мистер Тёрл нёс чемодан, миссис Тёрл – малышку, остальные дети тащили всякую всячину. Дороти же везла всю посуду Тёрлов в детской коляске на четырёх колёсах: двух круглых, и двух – овальных.
К полудню они добрались до станции. Поезд для сборщиков должен был отправиться в час, но он только прибыл в два и отправился в четверть третьего. После невероятно медленного путешествия, исколесив весь Кент, чтобы подобрать десяток сборщиков там, пяток здесь, вновь и вновь возвращаясь на свой путь и при этом постоянно отходя на запасные пути, пропуская другие поезда, и проехав таким образом за шесть часов тридцать пять миль, он прикатил в Лондон после девяти вечера.
§ VII
В ту ночь Дороти спала у Тёрлов. Они так её полюбили, что готовы были приютить на недельку-другую, если б только она пожелала воспользоваться их гостеприимством. Их две комнаты (жили они в многоквартирном доме недалеко от Тауэр-Бридж-Роуд) были, конечно, тесноваты для их семейства из семи человек, но они соорудили для Дороти на полу что-то вроде кровати, положив туда два стареньких матраца, старые диванные подушки и пальто.
Утром Дороти попрощалась со всеми Тёрлами, поблагодарила их за доброту и направилась прямиком в общественные бани в Бермондси, где смыла с себя всю накопившуюся за пять недель грязь. После этого, имея в распоряжении шестнадцать шиллингов и шесть пенсов наличными и одежду, которая была на ней в данный момент, она отправилась на поиски жилья. Свою одежду она заштопала и вычистила – сделала с ней всё возможное. Хорошо, что всё было чёрное – грязь не так заметна. Ниже колен она выглядела вполне респектабельно: в последний день сбора одна из «местных работниц» из соседней группы, миссис Киллфру, подарила ей приличную пару туфель своей дочери, да ещё пару шерстяных чулок.
Найти комнату Дороти удалось только к вечеру. Где-то около десяти часов она безрезультатно переходила из Бермондси в Сауфуорк, из Сауфуорка в Ламберт, по лабиринтам улиц, где на забросанных банановыми шкурками и гнилыми капустными листьями тротуарах курносые детишки играли в салки. В какой бы дом она ни постучала, повторялась одна и та же история: домовладелицы отказывались наотрез. Одна за другой, целая вереница жестоких женщин, заняв в дверях своих домов оборонительную позицию, словно перед ними появился бандит с большой дороги или госинспектор, оглядывали её с ног до головы, кратко отвечали: мы не берём одиноких девушек, и захлопывали дверь прямо перед её носом. Она не знала, конечно, одной простой вещи: её внешний вид вызывал подозрение у любой респектабельной домовладелицы. И если с пятнами на поношенной одежде они ещё могли бы смириться, то отсутствие какого-либо багажа портило Дороти всё с самого начала. Одинокая девушка без вещей – это однозначно плохой вариант: такова самая первая и самая главная апофегма любой лондонской домовладелицы.
Около семи часов, падая с ног от усталости, Дороти рискнула зайти в грязное, засиженное мухами маленькое кафе около театра Олд Вик и попросила чашку чая. Владелица кафе, разговорившись с ней и узнав, что она ищет комнату, посоветовала «заглянуть к Мэри» на Веллингс-Корт, что находился сразу за Кат. «Мэри» обычно была не очень разборчивой и сдавала комнаты всем, кто мог платить. Настоящее её имя было Миссис Сойер, но все звали её Мэри.
Найти Веллингс-Корт оказалось непросто. Сначала идёшь по Ламбет-Кат до еврейского магазинчика одежды под названием Нокаут Траузерз Ltd., затем поворачиваешь в узкий переулок, проходя по которому ты почти что вытираешь плечами грязные оштукатуренные стены. В штукатурке настойчивые мальчишки столько раз и так глубоко вырезали слово…, что его теперь не стереть никак. Пройдя переулок до конца, вы оказываетесь в маленьком дворике, в который выходят фасады четырёх высоких узких домов с железными лестницами.
Дороти поспрашивала и нашла «Мэри» в подземном логове одного из домов. Это было унылое старое существо с жидкими волосами и таким истощённым лицом, что казалось, будто это нарумяненный и напудренный череп. Говорила она хриплым голосом, со сварливыми интонациями, но тем не менее голос звучал очень уныло. Она не задавала Дороти никаких вопросов и вообще, едва на неё взглянув, просто потребовала десять шиллингов, а затем произнесла своим отвратительным голосом:
– Двадцать девятая. Третий этаж. Вверх по лестнице с заднего хода.
Очевидно, задним ходом назывались те ступени, которые были расположены внутри дома. Дороти стала подниматься по темной спиралевидной лестнице между влажными стенами, среди запаха старых пальто, грязной воды и помоев. Дойдя до второго этажа, она услышала взрыв хохота. Из одной комнаты вышли две расшумевшиеся девушки и с минуту её рассматривали. Они выглядели совсем молоденькими, их лица скрывались под румянами и розовой пудрой, а губы их были алы, как лепестки герани. Но на фоне этой розовой пудры их фарфорово-голубые глаза казались усталыми и старыми. Выглядело это довольно страшно, так как было похоже на маски молодых девушек, за которыми прячутся старухи. Та, что повыше, поздоровалась с Дороти.
– Привет, милка!
– Привет!
– Ты здесь новенькая? К какой комнате прибилась?
– Номер двадцать девять.
– Тебя засадили в это чёртово подземелье? Ночью сегодня пойдешь?
– Нет, не думаю, – сказала Дороти, немного озадаченная таким вопросом. – Слишком устала.
– Так и думала, что не пойдёшь. Вон даже и марафету не навела. Слушай-ка, уж не на мели ли ты? Гляди, не прогадай из-за мелочей-то! Ну, к примеру, если тебе помаду надо одолжить, или что, дак ты только слово скажи. Здесь все свои… знаешь.
– О нет, спасибо, – сказала ошеломлённая Дороти.