Около трех часов дня, когда она сидела вот так, полусонная, мимо проходил Нобби, голый по пояс – рубашка его сохла после стирки, – с экземпляром воскресной газеты, которую ему удалось одолжить на время. Это была «Пиппинз Уикли» – самая грязная газетёнка из пяти воскресных газет. Проходя, Нобби бросил её Дороти на колени.
– Почитай, детка, – щедро распорядился он.
Дороти взяли «Пиппинз Уикли» и разложила её на коленях, понимая, что в таком сонном состоянии ей не до чтения. На неё внимательно смотрел огромный заголовок: «ДРАМА СТРАСТЕЙ В ДОМЕ СЕЛЬСКОГО ПАСТОРА». А далее шло ещё несколько заголовков и что-то выделенным шрифтом, и лицо девушки на фотографии. В течение пяти секунд или около того Дороти не отрываясь смотрела на черноватый, немного размытый, но вполне узнаваемый собственный портрет.
Под фотографией располагалась колонка текста. К этому времени практически все газеты уже оставили загадку «Дочери пастора» в покое, так как эта несвежая новость была уже двухнедельной давности. Но «Пиппинз Уикли» мало волновала актуальность новости – главным для неё была пикантность. Прошедшая неделя оказалась неурожайной на изнасилования и убийства, а потому в последний раз решили протолкнуть «Дочь пастора», предоставив ей, фактически, почётное место в верхнем левом углу на первой странице.
Дороти безразлично смотрела на фотографию. Лицо девушки, глядевшей на неё с черного непривлекательного печатного листа ей ни о чём не говорило. Оно никак не отзывалось в её сознании. Она автоматически перечитала слова: «ДРАМА СТРАСТЕЙ В ДОМЕ СЕЛЬСКОГО ПАСТОРА» либо не осознавая их, либо не питая к ним ни малейшего интереса. Она поняла, что абсолютно неспособна сделать над собой усилие и начать читать. Даже рассматривание фотографии требовало от неё слишком больших усилий. Голова её отяжелела, очень хотелось спать. Её глаза, закрываясь, пробежали по странице к фотографии то ли лорда Сноудена, то ли мужчины, который не носил эластичный бандаж, и в следующую минуту она уже спала с «Пиппинз Уикли», разложенной у неё на коленях.
Так, прислонившись к рифлёной железной стене хижины и не испытывая никакого неудобства, она проспала до шести часов, пока Нобби не разбудил её, чтобы сообщить, что чай готов. Тогда Дороти по-хозяйски отложила «Пиппинз Уикли» (газета понадобится для розжига костра), даже не взглянув на неё ещё раз. Таким образом, на данный момент шанс разгадать свою загадку был упущен. И загадка эта могла бы остаться неразгаданной ещё на много месяцев, если бы неделю спустя один непредвиденный неприятный случай не испугал её, выведя из состояния безмятежного безразличия, в котором она пребывала.
§ V
На следующее воскресенье вечером двое полицейских внезапно пришли в лагерь и арестовали Нобби и ещё двоих воришек.
Всё произошло в один миг, так что Нобби, даже если бы его заранее предупредили, не смог бы сбежать по той причине, что окрестности в это время были напичканы специальными констеблями. В Кенте имеется огромное количество специальных констеблей. Они собираются там каждую осень – своего рода милиция для расправы с мародёрствующими ордами сборщиков хмеля. Фермеры к тому времени устали от постоянных набегов на сады и решили, в назидание другим, привести показательный пример.
Естественно, в лагере поднялся ужасный шум. Дороти вышла из своей хижины посмотреть, в чём дело, и увидела, что все сбегаются к освещённому огнями кругу людей. Она побежала за остальными. Холодок страха пронзил её насквозь, потому что ей показалось, что она уже знает, что случилось. Ей удалось пробраться в первые ряды, и она увидела именно то, чего так боялась.
Там стоял Нобби, захваченный огромным полицейским; ещё двое полицейских держали за руки двух испуганных молодых людей. Один из них, бедный мальчик, совсем ребенок, которому едва ли исполнилось шестнадцать, горько плакал. Мистер Кеарнз, мужчина крепкого телосложения, с седыми усами, вместе со своими помощниками охранял украденное, которое нашли в соломе в хижине Нобби. Вещественное доказательство А – груда яблок. Вещественное доказательство Б – несколько пёрышек цыплёнка с пятнами крови. Нобби заметил среди толпы Дороти, улыбнувшись, одарил её блеском всех своих больших зубов и подмигнул. Крики людей слились в неопределённый шум.
«Гляди-ка, как малой-то ревёт! Вот з…ц! Отпустите его! Позор-то какой, такого ребеночка иметь! Поделом этим малолетним бестиям – нам всем беда из-за них!..
– Вам всегда только бы свалить всю вину на сборщиков! Кажись вы без нас ни одного поганого яблочка никогда не теряли! Отпустите его!
– Заткнись лучше! А если б эти поганые яблочки были
Огромная женщина-бочка, с гигантской грудью, с разметавшимися по спине волосами, силой прокладывала себе дорогу среди толпы людей. Рёв её обрушился сначала на полицейского и мистера Кеарнза, потом на Нобби, который сбил её сына с правильного пути. В конце концов, помощникам фермера удалось оттащить её в сторону. За воплями женщины Дороти расслышала, как мистер Кеарнз грубо допрашивает Нобби:
– А теперь, молодой человек, просто признайся. Говори, с кем ты делился яблоками? Мы должны положить конец этой воровской игре, раз и навсегда! Признавайся! И наверняка тебе это зачтётся!
Нобби ответил беспечно, как всегда:
– Зачтётся твоей ж…!
– Ты таким макаром со мной-то не говори, молодой человек. А то ведь тебе перед магистратом пожарче будет!
– Как бы твоей ж… пожарче не стало!