Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами,

Прежде чем портрет дальше продолжать, шлю Вашему Величеству письмо, которое задушевный друг Ваш написал позавчера, в день своей смерти фельдмаршалу де Ласси[978]. Сие о двух персонах сразу представление даст.

Ах, Государыня, какое счастье, что ради утешения и чести рода человеческого Вашему Императорскому Величеству возраст, диета, здоровье и веселость позволят еще четыре десятка лет с нами оставаться.

Пребываю и проч.[979]

Принц де Линь Екатерине II[980]

Вена, 1790 год[981]

Не слишком я доволен письмом Вашего Императорского Величества, в коем слово печать чересчур часто, пожалуй, повторяется. Не стоит на такого человека дуться, который вместо объяснения может всего-навсего 400 тысяч человек направить.

Однажды один из наших любезнейших повес, барон де Безенваль[982], который с господином герцогом Орлеанским[983] кутил, свою лестницу в Баньолé принялся поджигать. Попытался герцог ему помешать. «Вот что такое принцы, — сказал барон, — вечно принцами остаются; с ними не поиграешь».

Впрочем, я, Государыня, не играл и не поджигал. Я, должно быть, всего позволил себе нечаянно на Вас через плечо мое с восхищением заглядеться.

Нынче, Государыня, горжусь я собой; бунтую. Счастлив я, что предано печати то, что впечатление должно сделать на всю Европу.

О нет, Государыня! В отчаянии я, коль скоро Ваше Императорское Величество прогневил. Впрочем, не у великого мужа прощения прошу. А у великой императрицы. Вышла у меня эпиграмма! Простит ли мне ее Ваше Величество? Неважно, главное, что я отмщен: а теперь опять к Вашим стопам себя повергаю с преданностью фанатической Екатерине Великому.

Принц де Линь Екатерине II[984]. Фрагмент другого письма 1792 года

Уверен я, Государыня, с господином де Мейяном забудет Ваше Императорское Величество визиты, беседы и письма людей на ист, как Вы их называете[985]. Во времена Людовика XIV водились одни гобоисты. Господин де Мейян не музыкант и не ювелир: но брильянты Ваши огранит. С теми, какие Вы, Государыня, в свою корону включили, и теми, какие он в своем письменном столе отыщет, предстанет Россия еще великолепнее, чем прежде. Довольно, чтобы Ваше Величество писали, чтобы господин Николаи переводил, а Тацит господина де Мейяна его собственную репутацию упрочил. Только человек из хорошего общества писать Историю может. Ручаюсь, что я первый такую прекрасную фразу сочинил.

Принц де Линь Екатерине II[986]. Из Белёя, не помню какого года. Отправил я мое письмо императрице через князя Потемкина[987]

Государыня!

Как прекрасно сие слово — Кавказ! Как рад я, что письмо мое в сем краю побывает. Но Небеса несправедливы. Наказали они беднягу, который не больше Вашего Императорского Величества согрешил, и Ваш триумф празднуют у подножия самого места его казни; гриф его терзал, а Вы тех грифов терзаете, что желали поглотить стада на прекрасных лугах у границ Империи.

Ваше Императорское Величество в сотню раз более виновны, чем сей похититель небесного огня[988], вторите Вы ему залпами сотен пушек, которые все мелкие троны сокрушают, в расщелинах здешних прославленных гор прячущиеся; в добрый час, коли Небесам сие угодно, и пусть будут Небеса добрее, чем в древности и проч.[989]

Принц де Линь Екатерине II[990]. Другой фрагмент письма, которое вручил я герцогу де Лавалю, когда он в Россию отправился

Надобно на дату внимание обратить: скоро невозможно будет понять, о какой стране речь идет, ибо не останется в Петербурге иностранных имен. Европа и Азия там своими сделаются, и уже ныне Сена, которая чести не имеет Вашему Императорскому Величеству служить, как пять морей, мне знакомых, служат ей смиренно, посылает жителей с берегов своих, некогда счастливых, на брега Невы. Через несколько лет Ваши бравые солдаты в ответ на вопрос иных путешественников отвечать станут:

Шли с Ланжероном в бой мы и с Монморанси, Был с нами Ришелье и славный наш Ласси[991].

Чем же еще Вашу славу, Государыня, преумножить можно? Она с Вашими благодеяниями сравнялась; этим все сказано и проч.

Принц де Линь Екатерине II[992]

Из Вёрлица, в гостях у князя Дессауского, сентябрь 1794 года

Знал я, что дом Ангальтский в альманахе первый в порядке алфавитном и даже генеалогическом, но о первенстве его в садовом искусстве не ведал. Что за кузен у Вашего Императорского Величества[993]. Сие на Царское Село походит весьма. В том же исполнено роде. Правитель здешний государь не столь великий, а потому меньше капризов себе позволяет; не столько допускает вольностей поэтических. Готика у него не в розовый цвет покрашена, как та, в какой дерзнул я Ваше Величество упрекать. Правду сказать, как подумаю, страшусь я немало того, что порой мнение свое отстаивал с таким упорством. Помню по сию пору указ о дуэлях, на который нападать осмелился очертя голову, так что, защищая его, Ваше Величество едва меня на поединок не вызвали. Хочется мне, чтобы вспомнили Вы, Государыня, как много раз был я груб, упрям и даже душой кривил, лишь бы верх взять. Увидите Вы, что никогда я Вам не льстил. Когда говорил я или писал Вашему Императорскому Величеству обо всем чудесном и добром, что в Вас вижу, правду говорил: следственно, не льстил; может статься, воздержался бы от сего, не будь Вы, Государыня, Императрицей. Но истина, женщине открываемая, всегда на галантность похожа, а стало быть, низостью быть не может.