Бродвей: Бродвей. Мой собственный. Мания

22
18
20
22
24
26
28
30

Но нет, дом удара двери о стену не услышал. Удар потонул в резонирующем грохоте стрельбы, прокатившемся по всему подъезду и, казалось, еще долго отскакивавшем от стен и дверей. Выстрелы следовали один за другим слишком быстро, чтобы я мог определить калибр, сначала три подряд, потом два, еще один, и вот уже только и остались, что острый запах карбида и затухающая реверберация, покрываемая воплями жильцов и визгом какой-то женщины, требовавшей полицию, снаружи, на улице.

Стараясь держаться поближе к стене, я бросился вверх, перескакивая через ступеньки, едва не упал, споткнувшись о тело, и тем спас свою жизнь. Сверху ударил выстрел, осыпав меня брызгами штукатурки и дерева, шаги пробежали вверх по лестнице, замерли, пробежали еще и снова остановились.

Это было уже слишком. Я должен был его задержать. Я бросился вверх, держа револьвер наготове, почти желая, чтобы он снова начал стрелять и я мог бы ему ответить. Но никто в меня не стрелял. Дверь на крышу была распахнута, и я, не задумываясь, выскочил на дождь и тут же нырнул к парапету.

По-прежнему ни выстрелов, ни звука удаляющихся шагов. Только мертвая неподвижность и ощущение, что я один. Я пошел вдоль парапета, пристально вглядываясь вниз. Грохнул мусорный ящик, скрипнула доска забора, и я увидел силуэт человека, перелезающего через забор. Я тут же выстрелил на всякий случай, хотя и понимал, что слишком далеко и темно, затем спустился вниз по лестнице.

Стив Лутц валялся на ступеньках около площадки, и половина его головы была размазана по ближайшей стене. У двери квартиры Паолы Лис лицом вниз лежал Бимиш, и вся площадка была залита кровью, вытекшей из раны в его горле. Я пинком отворил дверь и вошел, еще не зная, что там обнаружу. В кухне горел свет, и прямо под лампочкой в кресле жирной горой сгрудилось то, что осталось от Ала Риза. Пуля попала ему в грудь и вышла со спины, оставив дыру величиной с кулак, и, насколько я мог судить, выстрел был сделан кем-то, стоявшим в двери, ведущей в спальню.

Паола лежала на кровати, широко раскрытые застывшие глаза смотрели в потолок, тело изогнуто в мучительной агонии — над ней явно поработал большой специалист по части извлечения удовольствия при виде чужой боли. Она должна была быть мертва. По крайней мере я решил, что она мертва, и, очевидно, тот человек тоже. Внезапно я заметил движение ее груди, судорожная спазма, последнее усилие человеческого тела, цепляющегося за жизнь.

Ее губы шевельнулись, и я склонился над ней.

— Паола… это Джо Сканлон.

Она пошевелила губами, пытаясь повторить мое имя.

— Паола… Кто это был?

Слабый шепот ее голоса был едва различим. Я склонился ниже и услышал, как она прошептала:

— Ал… собирался… позволить мне… работать. Он попросил… об одолжении.

— О каком?

— Встретиться… здесь, — выдавила она с трудом.

— С кем, Паола, с кем?

Вместо ответа она сказала:

— Ал… должен был прийти… первым. Но… первым пришел он. — Дыхание толчками вырывалось у нее из груди, ей становилось все труднее говорить. — Он был ужасен. Он меня… — Воспоминание о том, что произошло, прервало ее слова.

Через несколько секунд ее губы зашевелились опять.

— Вошел… Ал. Он… сел. Я попыталась крикнуть… тогда он… ударил меня.

Очень осторожно я опять спросил: