— Кто, Паола, кто?
Ее глаза перестали блуждать и попытались сфокусироваться на мне. Я протянул руку, чтобы коснуться ее, она отпрянула, и из ужасной раны на голове хлынула кровь. Ее рот открылся в крике боли, но крик так никогда и не раздался. Она умерла, и лицо ее было перекошено, губы искривлены, а в глазах стоял страх, страх человека, глядящего в лицо смерти.
Внизу отчаянно взвизгнули тормоза, и я услышал тяжелые шаги на лестнице. Появились полицейские, сфотографировали тело, записали мое заявление и отправили трупы в прибывшей машине «скорой помощи». На улице, несмотря на дождь, скопилось порядочно любопытных. Затем Оливер и Брайан отвели меня в сторону, и все было так же, как в ту первую ночь, когда меня вызвали взглянуть на тело Дага Китчена.
Капитан Оливер сказал:
— С этим надо кончать. Дело зашло слишком далеко и стало слишком открыто. Если мы его не поймаем, нам не сносить головы. Да и вам тоже.
— Подите вы…
— Но вы же были здесь, — тупо сказал инспектор Брайан.
— Был — слишком поздно. У меня не было выбора. Я же вам сказал, что заметил кого-то на другой стороне улицы. Допустим, это был Бимиш или Лоферт. Ал Риз назначил нашему убийце свидание и прихватил их для верности. Но убийца оказался хитрее и проворнее. Он пришил Риза, дождался Бимиша и Лоферта и расправился с ними тоже.
Брайан кивнул:
— Надо подождать результатов баллистической экспертизы, но пули, которыми были убиты Бимиш и Лоферт, того же калибра, что и та, которая попала в стену над вашей головой. Пулю, которой был убит Риз, мы еще не нашли.
Говорить больше было не о чем, и мы еще некоторое время молча стояли под дождем. Потом капитан Оливер кашлянул и, не глядя на меня, произнес:
— Нам придется снять вас с этого дела, Джо, напряжение слишком велико.
— Вы дали мне два дня, — напомнил я ему.
— Ничего не могу поделать, Джо. Если бы Паола Лис заговорила, мы бы еще имели что-то, а сейчас находимся в совершенно подвешенном состоянии.
— Дайте мне хотя бы сегодняшний вечер.
— Хорошо, но не больше, — сказал Брайан резко. — Я уверен, что это ничего не даст, но валяйте. А теперь пошли к чертовой матери с этого дождя.
Медленно я шел вдоль квартала, в котором родился и вырос, ощущая его запах, почти физически чувствуя на лице прикосновение его воздуха, шел и думал о том, что произошло, и пытался привести все в порядок, но ничего у меня не получалось.
На углу я остановился, открыл коробку с телефоном, оторвав Мака Бриссома от его вечернего кофе и последних сообщений, чтобы вкратце изложить ему происшедшее.
— Худо дело, Джо, — сказал он.