Виктор решил применить старый добрый испытанный способ, когда под рукой нет бинта и других перевязочных средств. Сняв пиджак и рубаху-косоворотку, Буторин стянул через голову и нижнюю нательную рубаху. Что ж, правым рукавом придется пожертвовать. Оторвав рукав, он разорвал его еще и вдоль, на две полосы ткани. Одной следует перебинтовать рану, а вторая останется на случай, если придется менять повязку.
Побродив по краю песчаной косы, Виктор нашел несколько подорожников. Вот вам и антисептик, и заживляющее средство. Приложив листочки растения к ране и ощутив их приятную прохладу, он стал бинтовать рану. Ну, так жить можно, он с удовлетворением осмотрел свою работу. Идти будет больно, но можно потерпеть. Главное, что живой, и главное, что теперь знает, что делать дальше. Автомат утопил, но с ним путешествовать опаснее, чем без него. Обойдется пистолетом. Буторин достал из-за ремня на спине «вальтер», вытащил обойму, несколько раз дернул затвор. Кажется, вода стекла, и ничто не мешает работе ударно-спускового механизма. «Ничего, прорвемся, – решил Виктор. – Две обоймы по восемь патронов – это же шестнадцать выстрелов! Так что я все еще опасен».
Подбодрив себя таким образом, Буторин подобрал подходящий дубовый сук и, опираясь на него, как на посох, двинулся в путь, чуть прихрамывая. Сначала боль в раненой ноге давала о себе знать, но потом он притерпелся и шел почти не хромая. Мысли были далеко. Со штабом ОУН в Харькове понятно, но это не главное. Сам штаб роли не играет, важно уничтожить их боевое крыло, их базы, где собраны головорезы, готовые на все в своей ненависти ко всему русскому и советскому. Много крови прольется, если эти базы не накрыть, и желательно одновременно.
«А вот что делать с Максимом? – размышлял Буторин. – Одному его не вытащить. Меня сразу узнают, если я появлюсь в Харькове. Тем более что я теперь «мертвый». Да и в одиночку сложно будет. Шелестов обессилен, его пытали. С ним пешком далеко не уйти. Значит, помогать мне будет тот, из-за кого я и попал в список «убитых». Будем надеяться, что Козорез не инициатор моей «смерти», а лишь невольный участник. Проверим! – И Виктор шел и шел, думая о ситуации, о том, что могло получиться и не получиться у его товарищей. – Шелестову не повезло, почему-то его схватили. Чем он выдал себя? А как дела у Когана, у Сосновского? Эта операция первая, когда группа действует в одном месте, но совершенно разрозненно. Платов полагал, что так больше шансов на успех. Кто-то, но сработает наверняка. Может, он и прав. Ведь Шелестов «провалился», а если бы группа работала сообща, значит, провалилась бы вся группа. Или, по крайней мере, возникли бы подозрения у оуновцев, и результат деятельности всей группы оказался бы минимальным».
Меняя листочки подорожника, Буторин отшагал такое расстояние, на которое и не рассчитывал. Переночевав в лесу в старом стоге сена, он двинулся к уже знакомому лесу, где находилась база Козореза. Не прошло и нескольких минут, как из-за кустов его окликнули, а потом на тропу вышел вооруженный оуновец:
– Виктор, ты? Откуда?
– Все расскажу, только воды и пожрать чего-нибудь, – изобразил смертельную усталость Буторин. – Артем здесь? Важная информация для него есть.
– Пошли в лагерь, – кивнул оуоновец, отстегивая с ремня фляжку с водой.
Буторин шел, старательно прихрамывая, хотя весь вчерашний день почти не хромал. Теперь он пил небольшими глотками холодную родниковую воду. Вот чистой воды ему и правда не хватало.
В лагере все таращились на Виктора, провожая его взглядами. Оуновец подошел к землянке командира, приоткрыл дверь и, сунув внутрь голову, сказал:
– Артем, тут Виктор объявился.
Посторонившись, он пропустил Буторина. Козорез вскочил с лавки, уронив на пол карту и карандаш. Он смотрел на гостя удивленно, почти с мистической настороженностью, будто привидение увидел. «Хотя не такие это люди, чтобы верить в какую-то чертовщину, – подумал Виктор. – Он смотрит так, чтобы вовремя понять, как я настроен. Стрелять начну или буду вопросы задавать? Верю я ему все еще или же нет».
– Живой? – выпалил Козорез и, кинувшись к Буторину, схватил его за плечи. – Хлопцы где?
Вот теперь Виктор ему поверил. Такое сыграть нельзя. Человек балансирует на грани осознания собственной вины и радости, что хоть кто-то жив остался. «Черт, а приятно, что так радуются тому, что ты жив», – усмехнулся Буторин в душе. Но внешне он оставался угрюмым и «очень усталым». На вопрос Артема только отрицательно покачал головой. Прошел по землянке и тяжело опустился на лавку, стащил сапог, чтобы Козорез увидел его окровавленную повязку. Так спасение выглядит убедительнее.
– Нет хлопцев, – тихо ответил Виктор. – Ты не возвращался, а до нас добрались какие-то ухари. Выскочили неожиданно и сразу стрелять. Хорошо, что я беспокоиться начал и решил к дому сходить, обстановку проверить. И тут с ними почти нос к носу столкнулся. Стрелять начали и они, и я. Не знаю, каким чудом в реку упал. Только это меня и спасло. Вот зацепило только немного. Что это было, Артем? Может, объяснишь мне? Сначала, значит, приказ – железо в реку, а потом и нас?
– Ты на меня так не смотри, – нахмурился Козорез. – Нет моей вины. И предупредить я вас не смог. Да мне бы никто и не дал.
– Значит, это из-за этого железа, что мы у немцев выкрали со склада с оружием, которое нам предназначалось? В чем дело, Артем, они же сами хотят, чтобы мы сражались в тылах Красной армии, когда русские сюда придут. Тогда что это за злая шутка с трубами и гайками?
– Я могу только догадываться, Виктор, – тихо ответил Козорез. – Эти железяки предназначены не нам, а сторонникам Мельника. Со мной в контакт вошел представитель СД, он гарантирует для нас оружие в схронах – пулеметы, патроны, взрывчатку, только бы мы остались и стали воевать после их ухода.
– В чем загадка такого приятного сюрприза «мельниковцам»?
– Не знаю, не уверен, но могу только предполагать, – поморщился Козорез.