Налив в четыре стакана кофе, Шелестов коротко изложил ситуацию: в поле зрения попала экономист авиационного завода Люба Сазонова. Рассказывал он лаконично, стараясь передать лишь суть, но все равно кое-кто не удержался. Буторин выразительно посмотрел на Сосновского, а Коган со вздохом прошептал:
– Вот так всегда. Кому на мосту шпалы обнюхивать, а кому экономисток танцевать.
Сосновский, потягивая маленькими глотками крепкий кофе из граненого стакана, пропустил ехидную шуточку мимо ушей. Шелестов заметил ситуацию и подумал, что сейчас многим станет не до шуток. Он рассказал о найденных у Любы консервах производства Белгородского мясокомбината. Оперативники насторожились.
– По моей просьбе Маринин сделал запрос, ответ из Наркомата пищевой промышленности и из Управления тыла РККА пришел вчера вечером. Партии продукции комбината 36778, 3680 и 3682 в июне 1941 года отправлялись в службу тыла Западного Особого военного округа.
– Значит, кто-то из тех, кто встретил войну на границе, мог привезти сюда пару банок тушенки, – пожал плечами Сосновский. – Это или из обслуживающего персонала военного городка, или из клуба.
– Правильно мыслишь, Миша, – кивнул Шелестов, – но все гораздо интереснее. Отправлялись, но не отправились. Именно партия 3682 была отправлена в Барановичи и легла на военные склады. По частям не успели распределить ни одной банки. Барановичский окружной склад достался немцам в первые же дни войны. Возможно, что и в таких условиях тушенка могла попасть в руки наших солдат или местного населения, кто-то мог уехать на восток с этими банками, но в первые дни войны именно на Барановичском направлении события разворачивались так, что склады в большинстве своем достались немцам целенькими.
– В любом случае это серьезная зацепка, – согласился Коган. – Михаил, поздравляю!
– Серьезная, – подтвердил Шелестов. – По моей просьбе Маринин установил за Сазоновой наблюдение. И сразу появилась новость: за Сазоновой ухаживает какой-то человек, носит ей продукты. И она его подарки принимает.
Сосновский молчал, только поигрывал желваками, но никто больше не шутил. Дело было слишком серьезным. Тем более если женщина делает авансы двоим, принимает подарки от двоих, то тут не все так просто.
– Есть подробное описание этого человека. Оперативники сделают несколько фотографий с разных ракурсов, чтобы можно было провести опознание. Самым неприятным сюрпризом для нас является то, что этого человека оперативники наружного наблюдения никак не могу установить. Он уходит из-под наблюдения просто и умело. Вести его более плотно мы не хотим. Боимся, что спугнем.
– Он уходит от наблюдателей или просто действует профессионально, страхуется? – поинтересовался Буторин. – Это большая разница и очень важная для нас.
– Да, Виктор, согласен. Мы анализировали с Марининым этот факт и пришли к мнению, что это просто перестраховка. Но так себя вести советский гражданин не может. Это вражеский агент. И он умышленно входит в контакт с Сазоновой.
– Но Сазонова – это авиационный завод, – напомнил Сосновский. – Если только группа не нацелена на несколько объектов сразу.
– В городе могут автономно работать несколько групп диверсантов, – возразил Шелестов. – Группа может быть большой и иметь две и даже три задачи под единым руководством. В таком случае не исключено, что в городе есть абверовская резидентура.
– А может, все-таки он просто влюбленный и женатый, вот и страхуется? – неожиданно подал идею Сосновский. – Мало ли женатых и любвеобильных на белом свете. У них порой оснований скрываться больше, чем у агента абвера.
Гулять с Любой по улице Сосновский не собирался. Ходить к ней на свидание было бы прекрасным способом избежать постели. А визиты к женщине домой – это неизбежно приведет к тому, что с ней придется переспать. Нет, она, конечно, миловидная женщина, возможно, нежная и страстная. И вообще после европейских женщин у Михаила не было больше никаких. Но все же контраст был огромным. «Нет, я просто себя уговариваю, – подумал Сосновский. – При чем тут внешность, манеры, гардероб, походка и умение вести беседу? Мне просто стыдно переспать с ней в интересах дела и уйти, извинившись. Или не извинившись. Некрасиво как-то. Была бы Люба заведомо врагом, тогда все было бы иначе, спать с ней пришлось бы в целях оперативной разработки. Но Люба Сазонова, скорее всего, никакой не враг. Она сейчас для меня как наживка, на которую я пытаюсь поймать большую рыбу.
Надо решить для себя, определить собственную линию поведения с Любой. Советоваться с Шелестовым – значит поднять самого себя на смех. Может, соврать, что я импотент, что у меня было ранение и я теперь ничего не могу с женщинами? Только целоваться, вздыхать и дарить цветы. Цирк! Просто цирк!»
Стоп, что это? Михаил поймал себя на том, что машинально начинает проверяться, идя по улице. Да, ему не понравился человек в сером плаще, потому что он заметил его за своей спиной уже дважды. На втором подряд перекрестке. Профессиональные навыки сработали четко, даже на уровне подсознания. Сосновский сначала насторожился и только потом понял, что стало причиной беспокойства. Кому и зачем надо за ним следить? Этот вопрос возник следом за первым.
«Я же «представитель Главка» на авиационном заводе. С этой стороны мне ничто угрожать не может, за мной следить некому и не для чего. А вот отношения с Любой могут кого-то заинтересовать. Скорее всего, это или тот ревнивый ухажер, либо неизвестный, который носит ей подарки и продукты. Но человек у нас на подозрении. Подозревает ли он меня в связи с НКВД? Ну что же, в данной ситуации может быть только одно решение – установить, кто за мной следит. Поиграем!»