Отряд потерял двоих, власовцы – десятка четыре. Впечатление трусов они не производили, просто оказались в невыгодном положении. Партизаны выбрасывали свои карабины, вооружались короткими немецкими автоматами, набивали подсумки магазинами. У многих солдат были гранаты – их тоже не оставили мертвецам. Со склона, мстительно скалясь, спускались Грир и Джузеппе.
Троих партизан сдержанный Вермон отправил отслеживать перемещения побитых «освободителей». Они вернулись через тридцать минут. Физиономии сияли, можно было ни о чем не спрашивать. Выживших – порядка сорока пяти человек. Они деморализованы, много раненых, в том числе тяжело. Часть из них они сами добивают. Атаковать повторно противнику нечем, солдаты уходят.
– Вот так и воюем, Павел, – объявил, улыбаясь, Генка Кривошеев. – То мы им наваляем, то они нам.
– Нормальная война, – отшутился Павел. – Меня устраивает.
– А ты нормально себя вел в бою, контрразведчик, – сдержанно похвалил Брянцев. – Парочку наверняка уложил, не? Выдержки хватает. Принимаем тебя в нашу дружную антифашистскую семью. Французы – приличные люди, не вредные. С закидонами, правда. Петь любят по вечерам, на гармошке играть – ну это пережить надо, привыкнуть.
Мертвых партизан закопали в лесу, пока ждали гонцов, – нести их на базу было неразумно. Постояли над неглубокими могилами, стащив с головы береты, помурлыкали «Марсельезу». Баскские береты, как объяснили товарищи, – что-то вроде визитной карточки французского партизана. Головной убор неприметный (в их понятии), зато, как сказал бы русский человек, «рыбак рыбака видит издалека».
Двух бойцов Вермон оставил в ущелье, остальные вернулись на базу. Карабкались в гору усталые, но довольные. Вечер прошел спокойно, скрытые дозоры охраняли подступы к базе.
Утром прибыл гонец из Соли – молодой парнишка Ришар, занимающийся выпасом коз, – и сообщил последние известия. Побитое войско РОА добрело до деревни и в тот же день отправилось в Бельфор на расформирование. Раненых увезли в городской госпиталь. Командование карательными подразделениями получило хорошую взбучку от кураторов из СС. В окрестностях горы Манжино у деревни Конте карателям тоже не повезло – они нарвались на крупный партизанский отряд, который дал им достойный отпор. Часть солдат унесли ноги, другие остались в земле. Партизаны сидели на скалах, прекрасно взаимодействуя друг с другом, и расстреливали врага, как куропаток. Когда подтянулась минометная батарея, на позициях уже никого не осталось, и минометчики только даром обрабатывали площади. Согласно донесению пастушка, солдаты СС уходят из деревни, остается только небольшое полицейское подразделение, состоящее преимущественно из местных жителей.
Через несколько часов Жак Вермон собрал всех людей и озвучил свое видение текущего момента.
– Вы отлично сражались, граждане свободной Франции и других стран, – заявил он не без пафоса. Потом смущенно покашлял и заговорил нормально: – Нас осталось мало, а рано или поздно каратели придут опять. После такого позора они обязательно вернутся. Еще хуже то, что они знают, где находится наша база. Им нужно только подкопить силы. Мы не можем вести за ними постоянное наблюдение, нас слишком мало. Если нас окружат, мы отсюда не выберемся. Есть предложение оставить базу и идти на запад к деревне Конте и горе Манжино. Действовать самостоятельно мы уже не можем – людей нет. Предлагаю объединиться с партизанами того отряда, который дал отпор карателям. Думаю, они не будут возражать. Про них известно только то, что отрядом командует русский офицер и под его началом дерутся несколько десятков бывших советских военнопленных. – Вермон отыскал взглядом Павла и как-то странно на него уставился. – Мы знаем, что русские дерутся отчаянно, у них есть дисциплина и они ненавидят нацистов… Возражающих нет? Учтите, я это предлагаю не от хорошей жизни. – Вермон исподлобья оглядывал своих партизан.
– Как это мило, черт возьми, – пробормотал Брянцев, выслушав перевод. – Командир интересуется мнением своих людей, спрашивает, согласны ли они выполнить его приказ. Как же падки они на эту пагубную демократию! Ах, Франция!
– Да не, нормальная страна, – возразил Генка. – Они тут варят бесподобно вкусный сыр, никогда такого не пробовал. Вино очень вкусное, особенно домашнее, а я ведь раньше не любил вино, считал его бесполезной кислятиной.
– Ага, ты еще про коньяк скажи, – проворчал Брянцев.
– О нем не говорить – его пить надо, – прыснул Генка. – Нет, серьезно, наши армянские коньяки – это, конечно, вещь. Но то, что делают местные, – это пальчики оближешь. Мы тут недавно полицейский обоз тормознули – везли продукты по поручению командования СС. Лучше бы не пробовали. Как он назывался, Николай? «Камю»?
– «Камю», – проворчал Брянцев. – А еще есть «Курвуазье», «Мартель», «Наполеон», «Реми Мартен»… Я, пока во Францию не попал, и названий-то таких не слышал.
Вермон смотрел на них с укоризной, как на студентов, отказывающихся слушать лекцию. Потом вздохнул и продолжил:
– Это мера вынужденная, в противном случае мы погибнем. Русские коллаборационисты – это полбеды. Поступали сведения, что в департамент переправляют части дивизии «Шарлемань», а это значительно хуже.
Это действительно было хуже, если означенные сведения имели под собой основу. Части РОА формировались из русских, малознакомых с особенностями французских реалий. Дивизия СС «Шарлемань» формировалась из французов, разделявших идеи Гитлера, и прославилась как сборище жестоких головорезов. Ее солдаты уничтожали не только жителей оккупированных стран, но и собственных граждан. Дивизию сформировали из 7-й гренадерской бригады войск СС и легиона французских добровольцев. Недостатка в рекрутах не было. Во Франции плодотворно работал Комитет друзей войск СС. Вербовку французских добровольцев официально поддерживало французское правительство.
Партизаны зароптали – новость не осталась без внимания.
– Биться с ними малыми силами – просто глупо, – сказал Вермон. – Мы должны объединить усилия, пока нас не прикончили порознь. До горы Манжино два дневных перехода. Расстояние небольшое, но в горах мы завязнем. Предлагаю завернуть по пути в Соли, взять еду, теплую одежду, а потом продолжить путь. Но для начала выясним, ушел ли противник из деревни.