– Дело не в деньгах.
– Тогда в чем?
– В принципах, – вскинул голову египтянин. – Я представляю очень мощную организацию, которая связана с большинством средств массовой информации мира. Вы думаете, мне приятна мысль, что со дня на день все газеты, радио и телевидение на пяти континентах начнут верещать, что какая-то шайка диких туарегов собирается прикончить ни в чем не повинных европейцев только из-за того, что еще одному европейцу не позволили отрубить руку?
– Мое второе «почему» – с чего это тебя так волнует доброе имя туарегов?
– Потому, что они, как и я, мусульмане, и мне известно, что евреи и христиане используют малейшую возможность, чтобы обвинить нас, мусульман, в экстремизме. Я почти ежедневно ощущаю на себе презрение, смешанное с ненавистью, со стороны большинства европейцев. К мусульманам относятся с подозрением, а происшествия, подобные этому, только подбрасывают дров в огонь, который никогда не затухнет.
– Вернемся к твоему рассказу. Зачинщиками были не мусульмане-туареги, – сказал Турки, не меняя тона. – Сайяхи находились на своей территории, и вдруг кто-то вторгается с угрозами, да еще и воду отравляет.
– Никто не отрицает, чья это вина! – поспешил ответить египтянин. – Ни в малейшей степени! Речь идет о чрезмерности наказания.
– Так предписывает закон.
– Закон устарел. Мы живем в другие времена…
– В другие времена, – повторил он. – Посмотри на заголовок передовицы. Итальянский суд только что приговорил к десяти годам тюрьмы пятерых боснийцев, которые развязали кровавую бойню в Ахмичи. Они убили сто шестнадцать мусульман, ограбили их дома, изнасиловали женщин, перерезали горло детям и выкололи глаза старикам. Через пять лет бандиты окажутся на свободе по условно-досрочному освобождению. – Старик глубоко вздохнул. – Если таковы законы нашего времени, я отказываюсь от них!
– Я полностью с вами согласен. Но в данном случае…
– Законы и обычаи туарегов появились задолго до возникновения Югославии, Боснии, Хорватии и значительного большинства европейских стран, – перебил египтянина Турки. – И они действуют с известной эффективностью, ибо каждый ребенок, как только научится ходить, знает, каковы его границы, что можно делать, а чего нельзя, и о чем вообще и думать немыслимо. А в «эти времена», на которые ты ссылаешься, законы являются настоящей галиматьей, любой интерпретирует их как хочет, творя беззаконие, подобно той бойне в Ахмичи. Убийцы, торговцы наркотиками, коррумпированные политики живут абсолютно свободно и даже становятся «зеркалом», в которое смотрит молодежь, только и думающая об успехе и легких деньгах… – Турки покрутил головой. – С моей точки зрения, это не способ решения дел. Это ведет к падению и развращению. Мой народ, может, и обречен на исчезновение, однако мы исчезнем с лица Земли, уважая себя и наставления наших предков.
– Как я понимаю, надеяться на вашу помощь бесполезно.
– Ты правильно понимаешь.
– В таком случае сожалею, ибо решение этого неприятного инцидента окажется затруднительным.
– Да, так и есть… – Турки Ал-Айдиери вдруг выпрямился и посмотрел в какую-то невидимую точку. – Я рад, что ты пришел. Эта беседа открыла мне глаза на одну из проблем, которая давно крутилась в моей голове, но, возможно, мой возраст мешал оценить ее настоящий размер.
– То есть?
– Пустыня – наш дом, но его год от года разоряют. На нашей земле горят автомобили, и эту груду металлолома потом никто не убирает. Нашу землю усеивают пустыми банками из-под прохладительных напитков, использованными презервативами и прочим мусором. Во время гонок происходят несчастные случаи – страдают аборигены. –
Египтянин смутился: