Девушка невесело рассмеялась, а мистер Гибсон, у которого всегда, даже в минуты сильнейшего недовольства, находились для нее доброе слово и улыбка, заключил:
— Отлично! Этим высказыванием ты признаешь наличие разочарований и душевных страданий. Заключим же сделку: если поведаешь их суть, постараюсь подобрать вместо «тошнотворной микстуры» иное лекарство.
— Нет-нет, — вдруг покраснела Синтия. — Я же не сказала, что сама испытываю страдания и разочарования: просто так заметила… в общем. О чем мне переживать? Вы с Молли так добры ко мне.
Глаза ее наполнились слезами, и мистер Гибсон поспешил успокоить падчерицу:
— Ну-ну, не станем говорить в таком серьезном тоне. Пожалуй, дам тебе сладкого сиропа, чтобы смягчить вкус горького лекарства, к которому вынужден прибегнуть.
— О, пожалуйста, не надо! Если бы вы только знали, как я все это ненавижу! Пусть лучше горькое останется горьким… А если я сама не всегда… правдива, то от других предпочитаю слышать правду.
Она опять улыбнулась, но слабо и едва ли не сквозь слезы.
Первым из посторонних, кто заметил перемены в настроении и манерах Синтии, стал Роджер Хемли — при том, что не видел ее до тех пор, пока «тошнотворная микстура» не оказала благотворного воздействия. В первые пять минут встречи Роджер почти не спускал с Синтии глаз: отвечая на любезные банальности миссис Гибсон, постоянно смотрел в ее сторону, а при первой же возможности остановился перед Молли, отгородив ее от тех, кто вошел в комнату, и спросил:
— Молли, ваша сестра выглядит очень нездоровой! Что с ней? Доктор осматривал? Простите, но часто члены семьи не замечают первых признаков болезни.
Любовь к Синтии поселилась в душе Молли крепко и основательно, но если что-то испытывало чувство на прочность, то это именно привычка Роджера постоянно называть девушку сестрой. Если бы так сказал кто угодно другой, она не обратила бы внимания, но слово, услышанное из уст Роджера, раздражало слух и ранило сердце, поэтому ответ прозвучал коротко и сухо:
— Скорее всего переутомилась на балу. Папа осмотрел ее и не нашел ничего особенного.
— Может, ей поможет перемена обстановки? — задумчиво проговорил Роджер. — Что, если пригласить ее в Хемли-холл? Разумеется, вместе с вами и с матушкой. Это было бы замечательно…
Молли чувствовала, что поездка в Хемли-холл при сложившихся обстоятельствах не будет иметь ничего общего с прежними визитами, а потому не могла сказать, как относится к идее.
Роджер продолжал:
— Надеюсь, вы вовремя получили наши цветы? Даже не представляете, как часто я думал о вас в тот вечер! Наверное, было весело? Множество кавалеров и все такое? Слышал, мисс Синтия не пропустила одного танца.
— Да, было очень весело, — спокойно подтвердила Молли. — Правда, не уверена, что захочу в ближайшее время повторить опыт: слишком много проблем возникло.
— Ах, наверное, вы имеете в виду нездоровье сестры?
— Ничего подобного! — резко ответила Молли. — Очень много хлопот: наряды, прически, — а на следующий день ужасная усталость.
Роджер мог бы счесть Молли бесчувственной, хотя на самом деле сердце ее странно сжималось, — но он был слишком добр по натуре, чтобы придать ее словам некий отрицательный смысл. Перед уходом, на виду у всех, взяв Молли за руку на прощание, он добавил так тихо, чтобы никто другой не услышал:
— Могу ли я что-нибудь сделать для вашей сестры? Если захочет что-нибудь почитать, пожалуйста: у нас, как известно, много книг. — Не получив никакого ответа ни на словах, ни во взгляде, Роджер продолжил: — Может быть, цветы? Она любит цветы. Ах да! В теплице уже созрела ранняя клубника. Завтра же привезу.